через размотанную гусеничную ленту. Он ее помнил при погрузке как тугой тяжеленный рулон, подвязанный проволокой – когда автокран отпустил его в воронку бортов, то прицеп словно присел и подобрался. Взрывом рулон швырнуло на откос, разодрав проволочные скрутки – и он петлями развернулся по склону, словно панцирный змей.
– Ты видел? – сказал Мигол, кивнув шоферу на крайний, измочаленный газовой горелкой трак.
– Ну да, ни хрена себе… – согласился тот. – Здоровая!
– Что это было, а? Как думаешь?
– Я ж не танкист… Это ты кореша своего рябого спроси – он же ее резал.
– Да я не о том! – разозлился Мигол. – Сколько весит такая? Тонну? Видел, куда ее зашвырнуло? Это ж с какой силой рвануло? На что это мы с тобой такое наехали?
– А-а-а… ты про мину, что ли?
Утц только руками развел.
– Тэ-эМ-сорок? – предположил он, и тотчас поспешно отмахнулся, как бы сразу признавая – ну, да… пальцем в небо. – Что-то фугасное, старшой. Большое… Я по зеркалам только и успел разглядеть, как пыль стеной встала. Тягач мотануло прям – будто кота за хвост дернули. Заглох даже…
Он деликатно помолчал, но Мигол его вроде бы понял – странно и почти невозможно, что он всё ещё живой… и даже ходит сам, хотя и двумя левыми ногами…
Он опять облокотился на Утца, и оба они доковыляли молчком до самой кабины. Тягач непривычно молчал, накренившись, упершись в склон вывернутыми колесами – Утц все-таки с перепугу не удержал руля, когда последний прицеп вдруг превратился во взбесившийся плуг, перепахивающий дно распадка. Бампер тягача тоже был весь в земле, а по левому откосу тянулись свежие рваные борозды.
Утц слазал к своему инструментальному ящику, добыл из него мятое жестяное ведро, набулькал воды из канистры… потом, звякая срывающимся ключом, отвернул какую-то пробку с передней стороны капота – вода оттуда полилась горячая, с бодрым парком. Утц побултыхал в ведре рукой, пробуя температуру, закрутил пробку, с натугой поднял ведро на бампер.
Мигол привалился к тягачу, чтобы не болтало из стороны в сторону… зачерпнул ладонью оранжевую воду.
– Теплая, – благодарно сказал он. – Даже горячая почти.
– Холодной до осени не отмоешь, – буркнул Утц. – Давай, уж наяривай. Сейчас еще ветошь дам.
Мигол принялся плескать себе пригоршней в лицо, шипя и поджимаясь – толуоловая сажа хоть как‑то реагировала с горячей водой, но растворялась все равно из рук вон плохо… Мигол терпеливо смачивал и тер… потом прошелся на несколько раз разящей соляркою тряпкой, что сунул ему Утц, но до сих пор чувствовал под кожей едкие недогоревшие крупинки. Пока он мылся – солнце спустилось почти до верхушек сосен, багровея уже не из-за вздернутой в воздух пыли, а оттого просто, что пришло ему время багроветь. Нужно было делать что-то, как-то выбираться из проклятого этого лога. Мигол с сожалением оторвался от ведра.
– Эй, – позвал он водителя, что брякал ключами в своем сундуке сокровищ. –
