велик, что он на эмоциях купил на торге самую поганую и дешёвую лошаденку, и сказал что теперь «ты вражина на ней будешь страмиться, пока сам не добудешь себе путного коня». Позиция Лютого была настолько непримиримой, а вина Демида настолько тяжкой, что наш герой оставил всякие попытки уговорить батяню, и начал уже подсчитывать сколько нужно ему настрелять уток и зайцев, чтобы на вырученные деньги решить эту проблему. Выходило что немало.
Калькуляция получалась вот такая: мало-мальски приличный конь, ногайской или донской породы начинался от десяти рублей, пусть читателя не смущает такая маленькая сумма, но червонец в то время, это между прочим увесистый кругляш из чистого золота. Не каждый крестьянин за всю жизнь мог подержать такую монету в руках, это вам не то что современный аналог из обычного железа.
Лошадь на которой ездил наш счетовод можно было продать максимум за пять рублей, что между прочим тоже золотая монета, только размером вдвое меньше. Утка стоила в среднем пять копеек, заяц десять. Выходило, что для того чтобы пересесть на более приличный транспорт, нужно было сначала подстрелить, а потом ещё и продать примерно 50 зайцев, или 100 уток, да ещё и удачно сдыхать свою лошадёнку.
Местные жители были далеко не крестьяне и золотыми монетами тут никого не удивишь, но всё равно особенно много денег у них не водилось, всё таки не Петербург. Поэтому в основном народ был прижимистый и многие яростно торговались за каждую копейку при любой торговой сделке, будь то хоть продажа коня, хоть курицы.
Особенно бабка Андрониха, главный покупатель по части зайцев, каждый раз с таким удивлением и возмущением таращила на Демида глаза, когда он ей называл обычную для неё цену, махала руками, приговаривая: «Побойся Бога болезный, ты в уме ли? Выйди чуть за хутор, глянь, там зайцев такая погибель, земли не видно! Я так кумекаю, по пятачку за штуку будет самая красная цена!» И начиналась тягомотина, неизвестно ещё что было труднее, добыть дичь или сторговаться с такой вот коммерсанткой. Но по итогу бабка обычно отдавала положенный гривенник, со словами: «Ну что с тобой делать, за доброту свою терплю разорение».
Однако же она была не в убытке, дед её, Михей, из заячьих шкурок шил отличные шапки и рукавицы, которые с удовольствием раскупали местные жители и даже приезжие купцы, а ободранные тушки она умудрялась продавать по куреням левобережья, где собственно и проживала, почти по той же цене, что и покупала у местных охотников ещё пушистых зверьков, даже чуть дороже. Словом, против потраченных денег она имела вчетверо.
Прикинув так и этак, Демид понял что задача выполнимая, но не быстрая, месяцок-другой придётся ещё потерпеть. Но делать нечего, и он взялся за дело со всем возможным усердием, тем более ему как местному «дворянину» по масти положен достойный скакун, да и случись у казаков новая «экспедиция» за добычей, его просто напросто с собой не возьмут, на такой кляче скорее сам в плен попадёшь, чем привезёшь домой хабар, а в
