– ему совсем не хотелось узнать, как проходить жизнь у этих гротескных созданий, да и времени на это не было.
Этот бой не походил ни на что. Он был сумбурным, жестоким, да, но в то же время было в нем что-то очень гадкое, какое-то безумие, граничившее с богохульством. Может, дело было в живучести лизунов, которые даже с ранами, казалось бы, смертельными, с выпущенными потрохами, упрямо лезли вперед с идиотическим восторгом скаля громадные зубы. Может, в контрасте между белоснежными, мудрыми головами лосей и беспримерным скотством, кровожадной лютостью, с которыми они атаковали. Утробный, оглушающий рев; кровь и зловонная слюна – брызгами; рога, зубы и когти – со всех сторон.
Когда Барриор был сбит с ног могучим ударом, победитель не стал добивать его, а со свирепой радостью стал топтать его тело, мыча от восторга, и лизать его вспотевшее лицо. Это был не бой, а кошмарный сон. Колцуна и Йип теперь не могли прийти ему на помощь. Цыганка успела пристрелить двоих, но ее уже прижали к стене; крысобоя шмякнули о камни, и он, кажется, потерял сознание. «Ну, вот и все, – отстраненно подумал Барриор. – Ненадолго же нас хватило».
И тут их, наконец, настиг оглушительный топот, прилив шума и дрожи, такой, от которого сами собой лязгали зубы, а кости выскакивали из суставов. И в тесные пределы коридора, в свет брошенных фонарей вошли один за другим, строгой колонной, соляные статуи, проделавшие долгий путь, чтобы оправдать свое назначение, покарать мерзавцев, посмевших вкусить соль, принадлежавшую Короне. И они бросились на лизунов, рубя их и рассеивая своими гигантскими алебардами среди теней забытых механизмов. Лизуны сразу забыли о путешественниках и с восторженным ревом накинулись на новых врагов. Если им удавалось кого-то повалить, они начинали с чудовищным ликованием вылизывать соляные доспехи чёрными клейкими языками.
Барриор твердо решил, что после этого, вряд ли Подземелье способно удивить его чем-то еще.
– Бежим! – крикнула Колцуна, подхватывая мешок и фонарь. – Подъемник!
Барриор с трудом поднялся на ноги и заковылял за удирающими Колцуной и Йипом. Тело ломило так, как будто по нему проехалась телега, груженная всей соленой рыбой, которая только нашлась в Озерной Листурии. Но, видимо, Подземелье решило, что с него на сегодня явно недостаточно. Патриарх Лизунов, самый огромный и самый злобный, с густой снежной гривой, спускающейся до основания его длинного, с когтями на конце, хвоста, с бешеным ревом погнался за ними.
Уже второй день подряд они в панике удирали от своих противников – тревожная статистика. Гибкий, как кнут, хвост лизуна хлестал по стенам, высекая искры. Пот заливал глаза Барриора, но он видел уже впереди старый ржавый подъемник, освещенный лихорадочно мотающимся из стороны в сторону фонарем цыганки. Его тело готово было развалиться на части в любой момент. Сил больше не оставалось.
– Бегите! Я его задержу! – отчаянно крикнул Барриор, и развернулся к противнику, готовый принять свой последний
