скорее стать взрослее и валится во взрослую жизнь, но впереди их ждали еще три года учебы в школе. Экзамены пора напряженных занятий с учебниками, пора проверки знаний, полученных за годы учебы, пора следующих за ними каникул. Леня, Валик и Шура экзамены сдали с успехом на «5», Валика подвел только немецкий язык, он сдал его на «4». Итак, как и все предыдущие годы весной буйно цвели липы, и как всегда в эти весенние дни старинные липовые деревя были атакованы пчелиными тучами этих тружеников ульев. Валик шел гудящей пчелами аллеей старинных лип из колхозного стадиона, где он тренировался с футбольной командой школы. Дорога вела липовой аллеей мимо колхозной пасеки. Там уже за металлической сеткой ограды стояли увеличенные ряды ухоженных пчелиных домиков. Валик подошел к калитке ограды территории и увидел, что лямка запора не на замке, значит пасечник должен быть в хозяйственном домике. Открыв калитку вошел на территорию пасеки. Рабочие пчельные семьи носились в воздухе с деловым жужжанием, спешили собрать как можно больше липового нектара с цветочной массы липовых крон аллеи в горячую пору пчелиного медосбора. По протоптанной в траве дорожке Валик подошел к домику пасечника. Там в комнате, в прохладной тишине сидел на стуле седой старик. Его морщинистое лицо напоминало Федося Кузьмовича из такого далекого и одновременно близкого детства Валика «Депутата».
– А-а, сынку не забываешь дедушку? – радостно проговорил пасечник скрипучим старческим голосом.
– Здравствуйте Федось Кузьмович!
– Здравствуй, здравствуй, – поднялся из своего места и достал из-за печки табуретку.
Валик поспешил ему на помощь, взяв из рук пасечника и поставил удобнее для беседы с пасечником, присев на против его кресла.
– Ну, как вы тут поживаете, что нового у вас?
– Как видишь, сынок, живу с пчелками, доживаю свой богом данный мне век.
– У нас уже каникулы, я мог бы вам чем ни будь тут вам помочь?
– Это хорошо заходи, только ранним утром, тогда, когда роса еще не сошла с трав, в это время пчелы еще вялы, неповоротливы, и мы с тобою сможем безболезненно для тружениц осмотреть ульи? – говоря эти слова, пасечник достал рамку с сотами.
И как всегда, достав, из центрифуги, он хранил соты с медом там всегда, чтобы мед, случайно просочившейся с рамок, мог стекать в сборник не пачкая, уже вместо земляного, деревянный пол. Затем отрезал увесистый шмат сот и поставил на верстак тяжелую кружку, и жестом с улыбкой пригласил к столу, где рядом с тарелкой с медом стояла кружка с водой. Валик, как в детстве, вкушал медовую сладость, запивая водой из бронзовой кружки, и слушал старика:
– Я уже старый, проклятый ревматизм и сахарная хворь, совсем замучили меня. Я чувствую, что скоро помру! – тяжело вздохнул пасечник.
– Что вы Федось Кузьмович, нельзя так говорить, мне бабушка сказала как-то, что вам шестьдесят сем лет всего.
– Нет сынок, уже скоро конец, я не пою в церкви, да и с трудом хожу на работу. Ну хватит про это, когда-то, когда ты был еще маленький, я сказал тебе, что расскажу почему я пел в
