с ногами на широкий подоконник, уставившись в окно. Разглядывая знакомый дворик детского сада, в который ходила ещё сама, привычно углубилась в себя. Это было место раздумий. Так часто она думала, читала и просто мечтала, сидя на верхотуре пятого этажа, что сделала сейчас это почти неосознанно. За дверью ещё слышны были звуки вечерней активности родителей: что-то громко бубнил отец, ему так же эмоционально отвечала мама, щелкали выключатели и задвижка ванной комнаты. Подходила к закрытой двери мама, прислушиваясь к тишине, но не входя. Лёке и хотелось, чтобы кто- то вошёл, успокоил, попросил прощения, просто прижал голову к своему плечу. И, в то же время, она опасалась этого.
…Отец сделал так всего один раз в жизни. Ей было восемь лет. И, как все девчонки ее возраста, она собирала свои сокровища: фантики, камушки. В коробочку из-под маминого кольца она собирала разноцветные бусинки. Особенно хороши были граненые стеклянные, которые обычно есть на дешевеньких колечках. Имея живую фантазию, она представляла себя водолазом, нырнувшим на дно моря, на поиски затонувшего корабля. Она рассыпала свои блестяшки на коврике возле дивана, «набирала» побольше воздуху и «ныряла» с дивана. И вот последовало уже несколько окриков отца, читавшего газету после работы, да и спать было пора. И грянул гром. Терпение родителя иссякло.
– Неси веник и совок! – он, подойдя, пнул ногой блестящую кучку. Она тогда впервые посмела противостоять отцу.
– Нееееет! – взвизгнула, она, закрывая руками и всем маленьким тельцем рассыпанные стекляшки. И, похоже, готова была принять смерть, защищая самое дорогое. Она так горько рыдала, что на лице отца появилось странное выражение, выражение того маленького никем не защищаемого мальчугана, которым он сам был очень давно.
– Витя!! – голос мамы как стоп-сигнал.
Но он успел и сам осознать, что перегнул палку. И уже поздно вечером, когда ее рассыпанные бусинки и фантики благополучно вернулись в свои коробочки, когда, Лёка, умытая и успокоенная мамой, засыпала, всхлипывая все реже, отец вошёл в детскую, присел на ее диванчик. Он коснулся губами лба и тихо произнес:
– Прости меня, Алёнка… Я виноват…
…Но сегодня никто не вошёл к ней, а вскоре вообще все стихло. И Лёка приняла решение. Она не сможет больше оставаться здесь. Здесь не было дома, не было семьи, не было того дорогого, без чего нельзя прожить. Но есть то, от чего хочется сбежать.
«Звони в любое время, я помогу» – подсказала память. Она осторожно соскользнула с гладкого подоконника, на цыпочках прокралась к прихожей. Там, прочно прикрепленный к стене, висел телефон. Отец любил стационарное постоянство, он все делал на века: прочные настенные стеллажи, крепленая к полу подставка под телевизор, а телефон установлен так, чтобы он был всегда в одном месте, и разговаривать при этом полагалось стоя. «Меня тоже надо было посадить в сервант под стеклянный колпак, чтоб не шевелилась. И пыль стирать
