ритуала инициации в касту, не людей, не богов, момент вставания на четвереньки, когда пред ними предстала не царица Египта, а готовая к спячке и вырывшая под большой тропой берлогу медведица. Повинуясь закону природы, к началу зимы малость разжиревшая и все также косолапая, родная, новая порода, метисация всей страны, бело-бурая медведица, прыгающая за добычей на 19 метров. Ух, силища, сказали б свидетели, если б остались целы, веря, что дрессированная мишка еще даст фору любым Чужим из одноименного фильма, как зарычит, ослепив взлохмаченностью бюстгалтера, и никакой гладкой, как капустный лист, кожей не перебить местные разносолы, не одолеть жреческих заклятий. И хочется рычать, подражая дикому зверю тайги.
Космические медведицы вечны, ведь они маде ин Раша, и думаешь уж лучше уж были б маде ин Хина, вон у них панды смирные побегами молодого бамбука питаются, а наши всеядные. И мгновения пронзительно яркого зимнего неба, напоенного солнцем. Он вспоминал только хорошее, подобие прошлогоднего Дня Святого Валентина. Тогда, как и сейчас, Тимуру дышалось.
Знакомый скрип под ногой придавал уверенность, и колыбельная песня тридцать первой зимы окатила привычными звуками лопающегося льда, заиндевевшими волосками в носу и горящими огнем оладушек щек. Тогда Тимуру хотелось подарить Уме что-то наобум, необычное, но фантазия, ни на что не сетуя, запропастилась при виде соломенной мглы, тени, исходящей от гигантских эквадорских роз.
«Дэнь Валэнтина… а я не загримирован,да и зачем не то время,наших суровых предков. Э, зачем так, да. Увидев цветы для жены, горцы засмеют. Снова и снова нужен веский аргумент. Сегодня День влюбленных, Ромео и Джульетт, Валентинов и Валентин. Легче не стало: я запружен старением,что за глупости» – Тимур пошел меж цветочных ларей, с пробивающимся сквозь неведомое, подёрнутое по углам озорником морозцем, с расписанными стеклами и неугасимым огнем стеариновых свечей. «Можно подумать, нам больше чем цветам надо, чтобы заснуть в рассыпчатом сугробе. – вылетело в Тимуре. – Зеленый колор, листья, бутоны, стебли-колючки. Исхлестать букетом по лицу. Барахлишком, даже самым изысканным, не отделаешься, а уж любовь не спасешь и не сохранишь: она пуглива и сгорает за неопределенный срок, когда как, и либо есть, либо. От лукавого…»
Вином запиваешь как кровью и на время остается послевкусие,пьянящие грезы сменятся протрезвлением. Вино поймает интонацию, захватит горло. Молчащий виночерпий не жаждет солнцепека, неискренних похвал, и оживление выветрится когда то неминуемо,обязательно, рано или поздно, тогда поймешь о человеке, по силам ли быть рядом без любви, с прибитым канделябром горбиться и имитировать озаренье, его папье маше, сможешь, какой же смысл в любви, коль кронос-смерть своих детей пожрет, всенепременно.Давно пора задать себе такой вопрос.Любовь не что иное как обезболивающее и глаза туманящая вещь вслед за разумом, чтобы всё ж спариться,родить создание,когда вокруг такое пожирание и лязги челюстей вокруг и рядом умирающий
