было посмотреть весь некрополь, в том числе и захоронения в кремлевской стене.
На этот раз доступ к телу был закрыт. Однако нам неслыханно повезло: пока наблюдали смену караула, к Мавзолею подошла организованная группа, нас, зевак, раздвинули, по коридору, образованному военными в синих погонах, прибывшие направились вглубь усыпальницы. Что-то меня подтолкнуло обратиться к офицеру, руководившему группой. И он разрешил нам войти в Мавзолей! Обычно такой фокус не проходил, меня ни разу не пропустили до этого без очереди. Но сейчас со мной была мама, и офицер КГБ сдался под ее смиренным взглядом и указал на хвост процессии. Мир не без добрых людей, убеждался я в этом не однажды.
При входе мама покрыла голову платком. Внутри, как всегда, было прохладно и мистически таинственно. Перед гробом мама трижды перекрестилась, не размашисто, а как бы машинальным движением руки.
Выйдя на этот свет, завернули за Мавзолей и прошли мимо могил известных и уже подзабытых деятелей. Возле могилы Сталина мама остановилась и внимательно посмотрела в его каменные глаза, а вот осенять крестом ни его, ни себя не стала. Товарищ Сталин тяжелым взглядом уставился на меня, и я поспешил отойти о могилы.
Мне всегда казалось, что вожди с портретов и постаментов всегда наблюдают за мной. Впервые это я обнаружил, когда возле конторы МТС молоденький репатриированный немец – сирота, мастер на все руки, Ваня со странной русско-немецкой фамилией Бесфатер (то есть, Безотца), установил мемориальную доску с портретами членов тогдашнего «политбюро» – Президиума ЦК КПСС. Получилось монументальное для села сооружение. Помню, я, десятилетний мальчишка, чувствовал себя очень неловко под их пристальными взглядами. Особенно цепко вглядывался в меня сквозь пенсне Лаврентий Павлович. Как только я ни увертывался – отходил влево, вправо, приседал, он все равно преследовал меня холодным взглядом. Простоял мемориал недолго, года через два умер вождь, «иконостас» убрали, так как состав руководства партии и правительства изменился. Пока ждали новые портреты, столбы вовсе подгнили и его пришлось снести.
Перед входом в храм Василия Блаженного мама снова повязала платок, перекрестилась. На экскурсию она пошла одна: я недавно побывал в храме и посчитал, что этого достаточно…
Мамина экскурсия затянулась, я заскучал было, как тут же увидел ее, выходящей в кругу молодых людей, раскрасневшуюся, взволнованную. Почему ребята зашли в храм, не знаю, но уверен, что не пожалели. Они не отпускали маму, просили еще что-то рассказать, запомнилась просьба юной девочки, которую заинтересовала икона «Знамение». – «Знамение Пресвятой Богородицы?» – переспросила мама. – «Да—да!» – встрепенулась девушка. «Интересно, – засомневался я, – что же она расскажет?» И рассказала, да так, что я заслушался. Причем, «чудо», сотворенное иконой, актуально и сегодня. Свершилось оно во времена междоусобицы, когда суздальские князья
