будь у тебя хоть класса четыре за душой». – «А мне и так хорошо… Кхе—кхе», – отвечал отец. Бывало, когда никто не мог восстановить заглохший трактор или комбайн, ехали за отцом.
Поразил же он местных технарей тем, что однажды собственноручно выправил эллипсы на шейках коленчатого вала двигателя. Коленвал – деталь крайне дефицитная, вот и решил отец восстановить его подручными средствами, новых все равно не предвиделось. По большому счету, это делается в специальных мастерских на сверхточных станках, так как работа микронная. Вот он и последовал опыту хитроумного Левши. Укрепил вал на столбиках, шейку с эллипсом зажал между деревянными брусками, подсыпал печной золы и качал вал – вперед – назад. Работа долгая, не для слабонервных. Когда вращение становилось ровным, значит, шейка притерта. И никаких микрометров. Восхищаюсь тем, что ответил Левша царю на вопрос, как он обошелся без мелкоскопа, подковывая блоху? «У нас так глаз пристрелявши», – скромно, но с достоинством ответил мастер. Поражаюсь, какое точное и по-русски сочное, выразительное слово! Отец этот сказ Лескова, конечно, не читал, но у нас «на глазок» работали и работают многие умельцы, не только мой батя. «Глаз – алмаз», – любил подчеркнуть он.
Это умение восстанавливать машину из металлолома имело для него печальные последствия: новые комбайны «Сталинец—6», которые стали поступать в МТС после войны, закреплялись за кем угодно, его же всякий раз обходили. Знали: к уборочной он восстановит свой «Коммунар», переживший не один срок службы. И с такой рухлядью отец был в первых рядах на уборке урожая.
Как и все механизаторы, большую часть времени он проводил на центральной усадьбе МТС, в 15 километрах от нашей деревни, сначала на ремонте техники, затем – на уборке зерновых, опять же не на наших, деревенских полях. Мама пыталась хоть как-то повернуть его в сторону дома, а он разводил руками: «Што ж я могу поделать, если начальство так распорядилось?» Мама ругалась и плакала: «Вот пойду к дирехтору и скажу все, что думаю». Отец не боялся ее угроз, знал, никуда она не пойдет, но и сам не смел попросить начальство о какой-либо поблажке: не он один в такой ситуации, все механизаторы – подневольные, никому нет дела до их семейных проблем, куда направят, туда и едут.
Не всегда отцовы «консультации» оканчивались общим интересом сторон. Весной 42—го, рассказывала мама, накануне посадки картошки, собрал Санёк дорожную сумку, подошел с виноватым видом, сказал: «Ну, че ж, я пойду». – «Че ж, иди», – в тон ему буркнула мама, а сама горестно подумала: «Опять придется одной сажать картошку». Единственный помощник – одиннадцатилетний Толя. В деревнях по всей России с картошкой связывали благополучную зимовку: сами сыты и скот накормлен, значит, и молоко, и мясо будет на столе, хотя далеко не каждый день.
К вечеру отец неожиданно вернулся, веселый, можно сказать, счастливый:
