в сплошной клубок агрессии и слез. Но решение отца осталось неизменным.
Спустя полгода Алексей Леонидович отправился в командировку в Москву. Когда он отсутствовал, Лиля заметила за окном маленькую собачку на раскорячистых лапках. Та странно и нелепо загребала кривым задом, съежившись от промозглого октябрьского воздуха. Уши были прижаты, хвост свернулся в обреченный крючок. Девочка обратила внимание на ее взгляд, полный страха и потерянности. Животное странно жалось боком к случайным прохожим, но после пугливо отскакивало, словно не найдя покоя, которого изначально искало.
– Коля, смотри, какая милая лысая собачка! Она явно замерзла! – Лиля позвала брата. – Пошли спасем ее и согреем!
Дети выскочили во двор, оставив входную дверь открытой в порыве милосердия. Холодный сквозняк взвихрил фартук матери, и она выскочила в коридор, злясь на внезапный беспорядок. Вдруг за окном раздались призывы:
– Мама, мама, собака кусается! Мы не можем ее взять на руки! Что нам делать? Она ведь околеет на улице, тут так холодно.
Евгения Александровна вздохнула, вспомнив печальный опыт прошлого питомца, но скинула им с балкона толстое одеяло.
– Возьмите ее не руками, а замотайте. Так она не сможет сопротивляться. А потом несите домой – на месте разберемся.
В жесткой колкости верблюжьего одеяла испуганно торчали два лупатых глаза. Нижняя челюсть с неправильным прикусом изрядно выдавалась вперед, издавая недовольное, воинственное ворчание. При ближайшем рассмотрении собака оказалась разлапистой, потешной коротышкой. Короткая черная шерсть тряслась больше от страха и напряжения, чем от воспоминаний о холоде осенней улицы. Яркие подпалины на мордочке создавали иллюзию озорного подмигивания. Это был какой-то нелепый метис, выброшенный на обочину жизни в силу своей несовершенной природы.
Дети были в восторге. Они прыгали вокруг матери, старательно пенящей шампунь на мышечной холке. Собака была почти лысая. Шерсть плотно примыкала к телу, моментально высохнув в тепле квартиры. Евгения Александровна достала ливерную колбасу и щедро нарезала ее в чайное блюдце, тем полностью покорив сердце заблудшего уродца. Собака жадно накинулась на еду, забыв про крики опасности рядом, ласковые прикосновения пальцев, случайность встречи. С тех пор она неизменно обладала отменным аппетитом, словно памятуя про все тяготы прошлого. Дети так и назвали ее – Обжоркой.
Вернулся отец, и малыши заранее мысленно прощались с собакой, тесно прижимая к себе по очереди всю ночь. Они уже успели полюбить ее, и пес, словно почувствовав искреннее тепло и участие, ответил их полным доверием и взаимностью. Евгения Александровна безмерно переживала за последующий день. Она тоже привязалась к ласковой приблуде и уже мысленно сочиняла слова оправдания для супруга, подбирала аргументы для того, чтобы убедить его оставить Обжорку.
