стеблей и соцветий самых высоких трав. Эти фильмы словно излучали серебристое, тихое сияние мудрости. Художники образа прорвались, успокоились и раскрылись всем своим просветленным сердцем. Искусство кино превратилось в медитацию: бесшумную и тонкую. Наивность стала почти религиозной, доброта была возведена в культ. Никто не знал, что существует цинизм, осмеяние, пошлость. Серьезность и нравственность, возможно, дошли даже до пределов отрицания смеха. Ведь Христос никогда не смеялся. Возможно, он обладал тонкой иронией и позволял себе сарказм, но шумное веселье было ему не присуще. Смех оскорблял события недавнего прошлого, он разрушал хрупкость заново построенного мира. Люди новой реальности уже не обладали зубоскальной мощью, они хранили свежую рану в душе. Ведь хохот оскверняет жертвенность.
Таинственное свечение фильмов формировало Лилю. Не меньше она была очарована разноцветными корешками книг, стоящими в недрах грузной немецкой стенки, уродливой как доисторическое чудовище. Добыта мебель была ценой невероятных усилий и слез. Первая попытка приобретения элемента интерьера закончилась крахом.
Евгения Александровна, вынашивая Лилю, получила бесплатную квартиру от государства и переехала от родителей мужа в свое собственное жилье. Подобная практика существовала как обыденная норма жизни, никого не удивляла такая щедрость, как не удивляло бесплатное качественное образование, медицина, льготный отдых на берегу моря. Люди становились в очередь и, по прошествии определенного времени, въезжали семьями в новостройки. Да, это не были роскошные условия проживания, но они давали возможность недавно созданным ячейкам общества обретать свой маленький, комфортный быт, не глядя в будущее со страхом. В наше время многие журналисты пытаются очернить гуманные достижения социализма, но они реально существовали. И не только для номенклатурной верхушки. Евгения Александровна с ее ключами от новостройки служила наглядным подтверждением этого общего правила.
Достать мебель для обустройства квартиры в эпоху тотального дефицита было практически невозможно. Если государство вполне обеспечивало население местом для жизни и заботилось о здоровье и уровне духовного воспитания, то избыточные надстройки быта оставались недостижимыми. Мещанство порицалось, но именно недоступность запретных плодов создавала жадное стремление к ним.
Однажды, когда мать Лили была на работе, ее срочно позвали к телефону. Трубка дымилась рвением свекрови, сбивчивым пылом ее нетерпения:
– Женя, срочно бросай все и беги к мебельной фабрике в Западном. Я все устроила, там тебя будет ждать высокий мужчина. Возьми восемьсот рублей, я договорилась, он вынесет тебе немецкую стенку.
Евгения Александровна быстро вскочила, забыв про тяжесть живота на поздних сроках и легкое головокружение. Она тут же отпросилась, побежала домой и, отсчитав многомесячные накопления, устремилась к забору фабрики,
