style="font-size:15px;"> Меня смущал дом. Дом сестры. В доме она появлялась. Может, появится ещё. А я здесь, таскаюсь по этой гнусной (хотя и красивой) реке и пытаюсь всё свалить на какую-то там судьбу. А вдруг прямо теперь сестра открывает дверь на первом этаже, вдруг она поднимается по лестнице?! Эта мысль привела меня в ужас. Я даже похолодел. Я бросился бежать. Наткнулся на какую-то фланирующую сволочь – двух девиц и парня вместе с девицами. Парень оттолкнул меня, выбранил, я зашипел, огрызнулся, побежал дальше. Как они смеют путаться у меня под ногами, когда я ищу сестру?!
Как смею я путаться у кого-то под ногами, когда ищу сестру?
Да, так будет точнее.
Куда бежать, я не знал толком. Мимо собора я больше не побежал бы ни за какие сокровища мира, да мне и не дал бы никто этих сокровищ. Тогда я побежал в другую сторону, кажется, вправо. Или не вправо. В сторонах я не разбираюсь.
Там тоже поначалу были дворцы. От дворцов я шарахался. Я быстро устал и запыхался. И ещё – почка, проклятая моя почка! Боль в боку снова пронзила меня. Я остановился, отдышался, потом побрёл едва-едва.
Град сей всё что-то бубнил грязноватым и беспорядочным своим баритоном.
Дворцов не стало, напротив: дома сделались дрянны. Примерно через час, блуждая и петляя, я вдруг вышел к гадючнику. Вышел с такой стороны, с какой прежде никогда не выходил к гадючнику. К гадючникам можно выходить с разных сторон. Я не задержался подле гадючника ни на мгновение, я шёл дальше, я шёл к дому сестры.
Я понял: у этого города тонка кишка. А он полагает, что – толста. Град сей запутался в своих толстых и тонких кишках. Он ими перемотался. Кишками, каналами, переулками, предрассудками и реверансами. И ренессансами тоже.
Начинало смеркаться. Я повернул за угол и тут увидел дом. На противоположной стороне дороги стояли двое мужчин. На них я не стал глядеть, я глядел только на дом. Я стал переходить улицу и тут вдруг услышал:
– Вот, наконец, и ты, друг!
Я повернул голову. Увидел Олега Олеговича и ещё стоящего у того за спиной лысоватого, ободранного старикашку, одетого весьма нелицеприятно.
– А, – безразлично сказал я.
– Жмакин, – сказал Олег Олегович.
– Что – Жмакин? – спросил я. И настороженно посмотрел на старикашку. Не мог же тот быть Жмакиным?
Старикашка, заметив, что я смотрю на него, приосанился.
– Нет-нет, это не Жмакин, – быстро сказал Олег Олегович. – Это – Фёдор Григорьевич, он – хороший человек. Ты, быть может, станешь сердиться, но я рассказал ему, что ты ищешь сестру. И Фёдор Григорьевич отнёсся к твоим поискам и к твоей сестре с глубочайшим уважением и захотел взглянуть на тебя.
– Чёрт! – сказал я с досадой.
– Только одним глазком, – попросил Олег Олегович.
– Чёрт! – крикнул я.
С бутафорией и бижутерией
