ты подойдёшь, тебя снимут в кино.
– Зачем? – снова сказал я.
– Ты можешь стать знаменитым.
– Иногда мне хочется плюнуть в тебя или ударить, – сказал я.
– Плюнь, пожалуйста, – попросил Олег Олегович.
Я плюнул. Нет, не в Олега Олеговича. Я плюнул тому под ноги. Что-то такое разлилось по лицу Олега Олеговича, чего описать я никак не могу. Что-то вроде умиротворения. Он даже прикрыл глаза.
Никогда не думал, что плевки мои – божья роса. Да они точно – не божья роса.
Разве что только для Олега Олеговича.
– Это всё? – спросил я.
– Всё, – сказал Олег Олегович.
– Значит, про Жмакина я сегодня больше ничего не услышу? – ядовито поинтересовался я.
– Ах да! – сказал Олег Олегович. – Совсем забыл.
Товарищ мой высморкался с ожесточением.
Ожесточённая сопля его пала в точности на поребрик. Сопли падают, куда хотят (все сопли, за вычетом сопли Олега Олеговича, разумеется). Им даже законы физики – не указ. Иные из соплей побуждают к очень неожиданным выводам. Хотя, казалось бы, что такое человек и что такое его сопля! И тем не менее. Да.
Бернгардовка и её подлость
Впервые я увидел подвал Олега Олеговича. В нём не было ничего хорошего и ничего примечательного. Потолок был разноуровневым: где-то следовало пригибаться, где-то можно было ходить совершенно спокойно (в моём случае, не слишком опасаясь за нарост). Хотя – куда здесь особенно ходить?! Пять шагов в одну сторону, пять – в другую. Или, может, одиннадцать, но дело не в этом. Небось подвал, а не бульвар. Под потолком было оконце. Не чистое, разумеется. Но что здесь вообще было чистым?
С потолка что-то периодически текло в одном месте. Вода, подумал я. Но Олег Олегович объяснил, что – моча. Впрочем, я не сильно удивился: вонь повсюду царила отменная.
В подвале был проведён свет. Впрочем, он горел не всегда. Олег Олегович натаскал деревянных поддонов, из них он сделал спальные и сидячие места, и небольшой стол – так что жить здесь можно было с некоторым даже комфортом.
В жилище Олега Олеговича проходили толстые тепловые трубы, с коими в обнимку спали и сам хозяин, и его гости. Не такие уж, по-видимому, редкие, отчего-то заключил я.
Себя я в расчёт не принимал. Себя я никогда в расчёт не принимаю. Но не успели мы с Олегом Олеговичем разложить плавленые сырки, кусок ливерной колбасы, хлеб и разлить красное вино в две выщербленные железные кружки, как вдруг заявились гости – шестидесятилетний, небритый, лохматый мужичок с потасканной, раздавшейся дамой тех же, приблизительно, лет. Дама была в драном пальто от какого-то помоечного кутюрье. Мужичок держал даму под руку, дама же держала огромный прозрачный баллон с пивом.
Олег Олегович был явно не в восторге от прихода парочки.
Мужичок же, косвенно поглядывая на меня, склонился над Олегом Олеговичем
