к «Королю Лир» и рваные агитплакаты. Сбоку кто-то из рачительных селян предусмотрительно догадался залить водой костёр из фанерных щитов.
– Ну хоть ковчег для акробатов остался, – глухо сказала Клара, глядя на руины сухими глазами. – Уже хорошо.
– Ты каждый раз так говоришь, – отозвался Жожик, который тоже появился на площадке и отодрал лист фанеры от столба.
– Ужином кормить, значит, опять не будут, – вздохнула Клара.
Я в душе порадовался, что у меня есть запасы Зубатова, а то живот уже прямо подводит от голода.
Поздно вечером, точнее ночью, я, наконец, пробрался к себе на сеновал и застыл в изумлении – генкины хлипкие вещицы были бесцеремонно вывалены из узла и в беспорядке разбросаны по сену.
Ну Зубатов, ну, гад! Я тебе это припомню!
Потому как больше некому.
***
Ночь прошла относительно спокойно. Чтобы согреться, я соорудил подобие кокона из сена и влез внутрь, а сверху намостил ещё сухой травы. В результате было довольно тепло и приятно пахло чабрецом, мятой и ещё какими-то давно забытыми травами из далёкого детства. Если не считать, что где-то под полом периодически скреблась мышь и будила, выспался преотлично.
Рано утром, ещё солнце только-только выглянуло из-за горизонта, как я проснулся. Возможно, виной был большой жук-рогач, сердито жужжащий на поперечной балке или же я действительно впервые за много-много лет из прошлой моей жизни наконец-то прекрасно выспался, но чувствовал я себя, словно в далёком детстве.
Я легко соскочил с сеновала и потянулся. От села тянуло пахнущим грибами и мокрой травой туманом, и парным молоком, а где-то далеко мычала корова. Сейчас лагерь ещё крепко спал: артисты полночи возмущались и гневно обсуждали недружелюбных селян, чуждую идеологию и мировую буржуазию. Жоржик и Гришка охраняли периметр стоянки агитбригады. Остальные раздобыли где-то бутыль самогона, и негодовали ещё больше. Когда самогон закончился, уже хотели идти на село разоблачать антисоветскую сущность религии. Даже дамы приняли посильное участие. Гудков на село разоблачать не пустил, поэтому ещё немного повозмущались, затем уселись рядышком и нестройно затянули заунывную песню о бескрайней степи.
Меня, соответственно никто никуда не пригласил. Да я и не стремился – устал за день. Тем более первый день в этом мире прошел.
Я несколько раз отжался и подпрыгнул – молодое тело легко отозвалось на движения. Это было так непередаваемо-здорово – в момент сбросить двадцать восемь лет и внезапно стать мальчишкой!
Радостно хохотнув, я подпрыгнул и побежал к речушке. Вода была тёплая, как парное молоко, я бросился в воду и проплыл туда-сюда, несколько раз.
Жизнь прекрасна, когда ты молод!
А когда ты внезапно молод – прекрасна вдвойне!
***
В следующее село мы въехали практически под вечер: пока все проснулись, пока собрались, пока доехали. Мы долго тряслись по вязкой рыжеватой дороге длинным обозом из фургонов
