вины её нет, отмажу. Своих в обиду не дам. А если накосячит, собственноручно накажу»! Он уже собрался было вызвать секретаршу, чтобы составить грамотную отписку в Минздрав, когда из коридора послышались приближающиеся шаги. Искушённые во всевозможных шумах терапевтические уши Жореса Геннадиевича безошибочно определили, что шагали двое пар ног, принадлежавших особам прекрасного пола. Незнакомые шаги первой особы были частыми, гулкими и решительными. «Эта, недоросль пришла сюда впервые, и, похоже, главная. Типа верховодит. Министр, и то, такой чеканной поступи не имеет», – уже испытывая противный холодок в груди, начал анализировать Троебрюхов. Решительной поступи вторили суетливые, часто сбивающиеся с такта и чуть шаркающие шажки. «Она боится и заискивает», – подумал он про вторую особу и внутренне подобрался. И правильно сделал, потому что к звукам шагов добавился шум отодвигаемого секретарского кресла. Секретарша же, ни гу-гу, будто воды в рот набрала, что было совсем скверно. Затем дверь кабинета распахнулась от толчка ногой, и перед растерянным взором начальника «Скорой помощи» предстала низкорослая, черноволосая, костлявая мегера. Её змеиные глазки светились такой неподдельной злобой, что Троебрюхов пожалел, что не выучился на факира. Сопровождавшая мегеру куратор от Минздрава, мобилизовав все волевые ресурсы насколько это было возможно, придала себе чопорно требовательный вид, и глухо произнесла:
– Вот, Жорес Геннадиевич, я привела. Это Мнишкина… М-марина… Она сама… пришла. Доложите, как мы, то есть вы исполняете… её жалобу, согласно фактов, изложен…
– Вы почему до сих пор не выполнили моё требование? Уже три недели прошло. Три! И я хочу знать: когда будет уволена эта дерганная лупоглазая фельдшерица? – мегера нагло перебила куратора от Минздрава.
– Вот, взяли с неё объяснительную, разбираем. И почему вы врыва… между прочим, есть процедура разбора жалоб, и я не обя…
– Как вы смеете так с ней, Жорес Генна…
– Процедуру жене будешь прописывать для стирки носков! А у меня возможность есть так всё устроить, что сам будешь с чемоданом по вызовам носиться! Как бобик! Тебе слово, куратор! А то он, видишь ли, «не обя…»
– Ж-жорес…
– Ладно, не парься… Видишь, Жора, твой куратор уже смекнула, что я ваша спасительница, хочу помочь вам в креслах ваших усидеть. Но для этого надо уважить меня, отнестись с почтением. Ведь у меня, Жорчик, составлена такая депеша, сам знаешь куда. Небось догадался, что там написано? Да, скажу я тебе, противное это сочетание, когда с одной стороны налицо преступление твоих подчинённых против человечности, а с другой непринятие мер… О, какая борьба чувств отражается на твоём лице! Что, тяжело принять раболепство как блаженство в нестандартной обстановке, когда тобой повелевают те, кого ты воспринимал исключительно в роли просителей?.. Ого! Лицо у тебя стало как у стоика в тяжелую годину. Это мне подходит.
