жизнь? Кирьяну Егорычу стыдно смотреть на женщин днём, ибо точно знает, что ночью они все с нескрываемым удовольствием снимут с себя трусы, вырядившись в лишние мужу пижамы.
Что его солянка положительно или вплоть до наоборот повлияет на мир – он не сомневался ни грамма. Особеннно на литературный мир.
Мат-перемат… А с этой временной составляющей как быть? Приглаживать? Уничтожить начисто?
И сам себе отвечал: «В тюрьму за сквернословие не посадят. Ну, пожурят немного, а сами всё равно втихушку прочтут. Ложечкой, медленно, медленно… Станут бодаться критики – а мне это надо?»
И отвечает за К-на Е-ча Чен Джу – а он немного предатель: «Надо, ять, надо. Только бодаться надо на первых страницах ведущих газет, а не на кухнях с женками! В пъзду-борозду!»
«В борозду!» – лишнее, по-старинному ёмкое выражение, не добавляющее никакого смысла сказанному и не делающее чести Великой Пъзде.
Для солянки Чена Джу это как последняя капля финишного кетчупа.
Как восклицание серьёзно обозлившегося актера, играющего в триста тридать последний раз надоевшую ему роль бедняги Желткова и только что пристрелившего отечественную княгиню Веру Николаевну вопреки сценарию.
После этого брызжет натуральная кровь и окропляет будто вишнёвым вареньем белое платье актрисы. Красиво!
После этого спешно и непредусмотренно падает занавес, а ожидавшие привычной развязки партер и балконы разваливаются от грома аплодисментов.
Как Бим в париж Пня повёз
Один из героев романчичека – Порфирий Сергеевич Бим до дыр протёр только начатый перекрестясь (10-процентной оконченности, 1,5-процентной жирности, как недоделанная диетическая сметана «Снежок») вариант рукописи. Он мусолит его в маршрутках, предлагает соседке по площадке, цитирует погонялам такси.
Млея на проститутках, Бим пересказывает содержание романа. И множит степень своего там участия. Читает выдержки.
– Давай ещё, ещё! – кричат проститутки в экстазе. – Ах! Ох! Не кончай. Продолжай читать. Медленнее! Вот так, вот так. О! Быстрее! Е-е!!!
И чуть позже, обтираясь в душе: «А нельзя ли познакомиться с этими самыми Ченом и Джу?»
– Нет, – твёрдо отвечает Порфирий, помогая отжимать их мочалки, – нет и нет… Чики-чики, может постричь кустики твои дивнорыжие? А твои чернявые? Нет? Ну и ладненько. – Обидевшись:
– Заняты Оне очень… Они, вообще-то, в единственном числе. Они пишут продолжение. Поняли? Для меня. А главный мэн там – я! Хереньки бы Чен взялся без меня писать, я для него антибиотик… я это… депрессант… Мне Париж вообще не стоял, ещё немного и он название сменит. Будет «Бим в Париже». Во, вспомнил, я Ингибитор! Катализатор то есть. Поняли, ненаглядные мои боуляди?
– Вау! – говорят на американском языке дорогие проститутки из угадайского универа. – Да ты великий прыщ, Порфирий!
– Ни
