я буду защищать её, как и всех, кто мне дорог.
– Ну и отлично! Пусть так и продолжается, – говорю, подходя к ней и игриво щелкаю по носу.
Она смущенно улыбается, но почти сразу берет себя в руки, возвращаясь к серьезности.
Не задумываясь, указываю на ярко-красное, слегка струящееся, с кружевами на корсете и подолом, переходящим от алого к бордовому.– Что выберете? – спрашивает она, демонстрируя три платья.
– Это. И помоги мне с прической, – говорю, усаживаясь за туалетный столик.
Ренна почти не касаясь моих волос, начинает с ними работать. Её руки – мягкие и привычные. Я всегда чувствовала тепло её заботы, и это наполняло меня спокойствием.
– Если позволите, Госпожа, – говорит она, продолжая укладывать мои волосы, – последнее время вы были такой угрюмой… Что вас так обрадовало сегодня? – спрашивает она с осторожностью.
– Тебе не обязательно знать, что радует твою Госпожа. Главное – её довольство. А чтобы и ты была довольна, можешь сегодня отдохнуть после обеда. Сходи в город, купи себе что-нибудь. Деньги возьми у счётного, я предупрежу его, – говорю, пряча мягкость за легким упреком.
– Вы так щедры. Спасибо, Госпожа, – тихо отвечает она. – Но я… – её голос прерывается.
– Говори. Сегодня я готова тебя выслушать, – замечаю, уже насторожившись.
Ренна делает паузу, но затем всё же решается на откровенность:
– Я подумала, ваше хорошее настроение связано с наказанием Харвика… Того юноши, который вчера уронил на вас полено. Я узнала, что вы хотите наказать его сегодня… – её голос тихий и слегка дрожащий.
Точно! Голубоглазый раб, совершенно забыла о нём после письма. Судя по её виду, она с ним хорошо знакома и, видимо, привязана.
– Да, он заслуживает наказания за свою халатность. Или ты так не считаешь? – спрашиваю я холодно.
Что мне до её мнения? Почему я спрашиваю её об этом? Что, если она, единственная, кто мне близка, начнёт думать, что я – чудовище? А может, я просто ищу оправдания? Не важно.
– Конечно, Госпожа, он виноват, – говорит она осторожно. – Но недавно он заступился за мальчика, который только что был взят в рабство. Они были знакомы в Армавире, и смотритель Халки жестоко его наказал. Он едва выжил, я неделями лечила его раны. Он недавно встал на ноги. Я боюсь, что Харвик не переживет вашего наказания, если оно будет слишком жестоким… – голос Ренны полон сочувствия.
Её голос умоляющий. Что ж, она действительно просит за него? Я поворачиваюсь и пристально смотрю на неё. В её глазах страх и надежда.
– Ты хочешь, чтобы я простила его? – спрашиваю я, сдавливая зубы.
– Нет, Госпожа. Но я знаю, вы не такая… Вы могли бы…
– Хватит! – обрываю её. – Я именно такая! Если я не буду жестокой, меня, как и всех господ, подневольные забьют голыми руками. Ты знаешь это! Кем бы он ни был, что бы не пережил, он должен быть наказан
