их сына, Флорина, мы нашли у реки на лугу, рядом с землянкой Фенделя. Я прибежала не первой, но тоже слышала, как Фиделия отчаянно звала своего пропавшего мальчика и умоляла всех идти с ней на болото, прямо в ту же минуту. Когда никто не сдвинулся с места и она вознамерилась уйти сама, Пирмин крепко обнял ее, а потом зарыдал, между всхлипами выкрикивая что-то о пустоши за болотом, куда ушел Блоди с другим мальчиком. Никто не понимал, о чем он. Все решили, что Блоди мог уйти только с чокнутым отшельником, кто же еще бродит по болотам? И это несчастье, горе и для Блоди, и для его родителей, потому что они позволили этому случиться, – добавила она почти вызывающе после короткого колебания, словно не желая скрывать того, что думали об этой истории в Звездчатке.
Старик Пфиффер отошел от окна и вернулся на середину комнаты.
– Вполне очевидно, что самым сильным нашим врагом станет невежество, если мы немедленно не примем меры, – произнес он. На его лице читались гнев и тревога. – Именно поэтому и было созвано общее собрание. Все должны узнать, что скрывается за лесом и болотом. Приска, ты не поверила Пирмину, и я ничуть не удивлен. Слишком невероятно звучат его слова для тех, кто не знает о границах, скрытых туманом, которые истончаются в дни приближающейся тьмы. Будем надеяться, что к нам прислушаются.
Приска кивнула и указала на сверток, который принесла для Бедды. Вид у дамы Эрдштерн был растерянный и не особенно счастливый – похоже, ее мучила какая-то мысль.
– Мне пора возвращаться к Килиану и остальным, – нерешительно начала Приска. – Елки-поганки, поверьте, не все в Звездчатке приняли за истину злые сплетни, даже если никто и не сказал слова против, а это, к сожалению, тоже правда – такие уж мы есть. Фенделя Эйхаза и так все сторонились, а теперь, похоже, шарахаются и от Кремплингов, словно отшельник передал им это проклятие. Я ведь так ждала этого собрания, но теперь мне страшно – тени, нависшие над нашей деревней, напомнили о себе.
С этими словами Приска вышла, оставив после себя мертвую тишину.
– Боюсь, дальше будет только хуже, дорогие мои добрые квендели, – печально произнес старик Пфиффер, словно разговаривая сам с собой. Он перевел взгляд с Бедды на Карлмана, который так и стоял у большой кровати. – Дай матери отдохнуть, время еще есть.
Бедда слабо улыбнулась, но бледность, разлившаяся по ее лицу, недвусмысленно сообщала об усталости. Она через силу погрозила пальцем.
– Вы уж разбудите меня вовремя, если я не проснусь сама, и, пожалуйста, попросите Гортензию зайти – она поможет мне собраться. Не хочу предстать перед большим собранием замарашкой, хоть мне и кажется, что вы бы не стали возражать, мой дорогой Одилий.
Не дожидаясь, что скажет в ответ старик Пфиффер, она обессиленно опустилась на подушки и закрыла глаза. О сыне, стоявшем рядом, она, казалось, забыла.
Карлман осторожно сжал руку матери и понял, что она заснула. В последнее время Бедда часто проваливалась в сон, будто падая в обморок, –
