все силы, с отчаянным мужеством обратился к незнакомцу:
– Елки-поганки и гоблинский мох, кто вы такой и что делаете здесь, рядом с моим дядей? – Слова эти прозвучали из его уст на удивление вызывающе.
Мужчина молча смерил молодого квенделя взглядом – и вдруг рассмеялся: мягким, почти одобрительным смехом, как будто услышал удачную шутку.
Святые грибницы, подумал Карлман, такую реакцию он ожидал, пожалуй, меньше всего. Однако все же получил ответ на первую часть вопроса:
– Меня зовут Храфна Штормовое Перо, хотя не всегда и не везде.
У мужчины был сильный и довольно мелодичный голос, плохо вязавшийся с корявым именем. Уж очень резко прозвучало оно на языке квенделей, которым этот человек, похоже, неплохо владел.
Карлман держался начеку. В кошмарной тьме таилось что-то еще, он ощущал это на редкость отчетливо, не забывая о красноглазой тени, которая маячила где-то рядом.
– Будь добр, подбрось полено в огонь.
Странная просьба Храфны прервала молчание. Карлман воспринял эти слова почти с благодарностью. Так могла сказать мать в самый обычный день, сидя дома на кухне в Звездчатке. Однако на этот раз – наяву или во сне? – разжечь огонь в «Старой липе» его попросил человек, явившийся неизвестно откуда, и квендель не посмел отказать.
Он направился в другой конец комнаты, к камину, где тлела рыхлая кучка золы. Схватив одно из поленьев, сложенных у стены слева, Карлман взял в другую руку кочергу и ткнул в остатки углей. Бездумно, словно кто-то дергал его за ниточки, привязанные к рукам и ногам, он принялся делать что положено. Спиной молодой квендель чувствовал угрожающий взгляд человека, который снова хранил молчание.
Осторожно положив полено на теплую золу, Карлман опустился на колени и подул, чтобы разжечь огонь. Вскоре кора задымилась, и когда наконец замерцали первые язычки пламени, он встал, чтобы еще раз окинуть взглядом комнату. Он так долго смотрел на разгорающиеся угли, что теперь ничего не мог различить в густой, гнетущей тьме. Сделав несколько неуверенных шагов вперед, Карлман остановился и с тревогой вгляделся во мрак, который постепенно разгоняли отблески огня, быстро набиравшего силу. Всполохи заскользили по завиткам золотого подсвечника, стоявшего на тяжелом сундуке у стены справа. Но не это привлекло внимание Карлмана.
У самого пола, возле сундука, вспыхнули два красноватых огонька. Там сидело явившееся через окно создание, забывать о котором не стоило. Карлман пожалел, что оставил кочергу у камина, и, грустно усмехнувшись, вспомнил, что как раз кочергой воспользовалась мать, чтобы выпутаться из безвыходного положения. А вот он об оружии не подумал. Елки-поганки, почему никто не идет к Бульриху? Гортензии давно пора бы зайти проведать старого друга.
«Да потому что этот изверг наложил на всех заклятие, как раньше, когда наведывался сюда», – ответил сам себе Карлман.
