на части.
– Давай, давай, милая, ещё немного! – дёргая вожжами, повторял Тимофей. – Совсем чуток осталось. Вот спустимся и, кажись, приедем.
Дорога, идущая в ложбину, была похожа на заросшую травой тропинку; малоприметная, она уходила в березняк и сразу терялась из виду. Проехав по лесной дороге метров пятьсот, они выехали из леса и спустились с горки на прибрежную поляну, усеянную оранжевыми огоньками; словно горящим заревом встречала она Тимофея и Ваську. Цветущий прибрежный оазис был похож на живописную, только что написанную талантливым художником картину, только пахнущую не красками и лаками, а свежей травой и цветами клевера, медуницы, чабреца, зверобоя, чистотела. Запах кружил голову, проникая глубочайшим чувством божественного смысла в его сознание и душу, рождая особое благостное состояние.
– Будет тебе ещё, будет! Ишь, разбежалась, – сдерживая вожжами порыв лошади, говорил Тимофей. – Считай, что приехали. Слава Богу!
Очнувшись от лёгкой дрёмы, Васька молча спрыгнул с телеги на траву и пошёл рядом с лошадью, с интересом рассматривая всё кругом. Вдали хорошо просматривалась излучина реки и высокий, обрывистый противоположный берег Уньги, на котором густой стеной возвышался изумрудного цвета тальник и прочая растительность.
– Вот и приехали, – произнёс Тимофей, поворачивая лошадь к тропинке, идущей вдоль берега реки. – А вон и заимка виднеется. Вроде стоит, родная.
Проехав ложбину, заросшую невысокой травой, кустами черёмухи и калиной, Тимофей выехал на поляну, где укромно стояла рубленная из соснового кругляка заимка.
Ладно сложенная, почерневшая от бурь и непогоды, она будто вросла своими мощными корнями в землю в ожидании своего надёжного хозяина. Хозяина, который мог бы вселить в неё свою надежду и силу для дальнейшего её существования. Провалившаяся в некоторых местах пологая крыша зияла дырами разного калибра. Дверь была открыта настежь, небольшое окно выбито и смотрелось издали тёмным пятном. Несмотря на неприглядный внешний вид заимки, она радовала и наполняла сердце и душу Тимофея родным и светлым образом.
Прежде чем Тимофей остановил лошадь, где можно было спустить лодку на воду, Васька уже зашёл внутрь заимки; почувствовав запах сырости, неухоженности и грязи, он быстро вышел и, отойдя на несколько метров от избушки, остановился.
– Ну, что там? – с нескрываемым интересом спросил Тимофей.
– Да ничего хорошего: сыро, грязно да раскидано всё, в общем, один бардак.
– Дело поправимое! Печка‐то стоит?
– Да стоит, стоит, куда она денется!
– Латать крышу вон надо! – глядя куда‐то вверх, произнёс Васька.
– Дело привычное, залатаем! Глаза страшатся, а руки делают, – спокойно ответил Тимофей и тут же добавил: – В лесу не без зверя, в людях не без лиха. Ну да ладно, чего уж там! Дело житейское, поправимое. Хоть не спалили, и то хорошо. Бог им судья!
Тимофей подошёл
