Тошнотворно запахло палёным мясом. Из заполненной жидким пурпуром глазницы сочилась расплавленная белёсая жижа – лопнул, не уцелев, левый глаз. Правый же утонул в чёрной расщелине век, наплывших на оголённую дыру в черепе. На месте носа с небольшой горбинкой, искусно подчёркивавшей волевой характер Вальтера, зияли отверстия, чуть вытянутые кверху. Они шкварчали, с трудом захватывая воздух, и надували кровавые пузыри, стоило изуродованному телу просвистеть вспоротой грудиной ещё один рваный вздох. Обветренные губы, которых Сесилия трепетно касалась кончиками пальцев и которые страстно кусала по молодости, бордовой лентой болтались на оторванной нижней челюсти. Та, вывернувшись и блеснув порозовевшими от крови зубами, держалась только на лоскуте почерневшей кожи. Ухо обуглилось, завернулось.
Вальтер промычал что-то, чавкая разорванным ртом.
То, как он упал, наконец-то отмучившись, эльфийка не увидела. В беспамятстве она подхватила ружьё и, стиснув ручонку дочери до хруста в маленьких пальчиках, ринулась вперёд, утаскивая её вслед за собой.
Зажмурившись, Джейн не стала свидетельницей жестокой расправы над Вальтером – простым человеком, бравым охотником и хорошим отцом. Но по крикам Сесилии, по запаху крови, отравившему раскалённый воздух, по визгу пылающего хлыста она поняла, что папы больше нет. Что-то оборвалось внутри. Нечто чрезвычайно важное было утрачено навсегда. Мечтам о рыбалке близ Хрустального Озера и походе на настоящее охотничье стрельбище не суждено было сбыться, ибо во всех детских желаниях, которые могли претвориться в жизнь, теперь отсутствовал самый главный и незаменимый элемент – Вальтер. Вальтер, чьё изуродованное тело лежало поодаль, обречённое сгинуть в разинутой пасти подступающего пламени.
Не помня себя от скорби, Сесилия бежала и криком поторапливала Джейн. Та повиновалась, нисколько не страшась командного тона матери. Так было надо.
Магический огонь, раззадоренный безграничной свободой, бушевал, словно шторм, колышущий морские воды: волнами накатывал на ели и кустарники, жгучими струями лился с небес на землю, разнося по округе плачь стихии, её замогильный вопль, которому аккомпанировали шумные дыхания запыхавшихся беглянок и древесный треск.
Мысок ботинка, испачканный в травяном прахе, легонько ткнул ногу растерзанного мертвеца. На розоватых губах взыграла улыбка: убедившись в смерти докучавшего охотника, что выступал в роли надоедливой помехи, обыденно словоохотливый незнакомец растерялся, не способный выразить своё восхищение. Бордовый, алый, изысканный багровый и простой, однако не менее элегантный красный цвета воплотились в изорванных плетью останках.
– Зря ты на неё позарился, очень зря, – прошептал эльф, будто бы испугавшись, что пылающие кроны подхватят его слова и понесут дальше, передавая следующим обожжённым ветвям.
И так до тех пор, пока послание не достигнет ушей Сесилии, одурманенной
