они поступили недавно, но и её волосы, будто паутиной, покрывает седина. Ребёнок Лидочки не имеет пола, он одновременно и мальчик и девочка, а его разросшаяся черепная коробка собиралась и разбиралась хирургами несколько раз, будто конструктор из мозгов, глаз, сосудов и нервов. Глазные белки всё время норовят выпрыгнуть из впадин, и Лидочка уже научилась вставлять их обратно. Она это делает нежно и с большой любовью:
– Ведь у него же больше никого нет. Нельзя, чтобы человека никто не любил.
Я смотрю на её ребенка и думаю, а точно ли это человек.
***
Гормональная терапия сынульке не помогает: хвост снова стремится вырасти, вместе с ним, разрастается позвоночник, и каждый позвонок словно осколок скалы, а на спине прорастает жесткий гребень.
После новых таблеток его тошнит пол дня склизкой жижей, но когти перестают расти так быстро. Хотя, он все равно больше становится драконом и все меньше человеком, несмотря на капельницы, уколы, таблетки и операции.
На третий этаж новостройки наращивают четвертый, а мы выбрасываем матрас – дракон неплохо засыпает на жестком, свернувшись калачиком и накрывая себя хвостом.
Я больше не даю согласие вырезать хвост, хотя целый консилиум из трех заведующих и начмеда приходил к нам в палату и убеждал меня, как опасно для ребенка жить с хвостом.
Девятый консилиум решает начать лучевую терапию, чтобы полностью убить иммунитет дракона и затормозить все процессы регенерации. Моего согласия уже никто не спрашивает, потому что поступить по-другому – не гуманно. Так мне сказал лечащий врач.
***
Больница не выплевывает нас, она только разжевывает все больше и больше, чтобы однажды проглотить, как проглотила Неллю с дочкой, как проглотила девушку из соседней палаты, ни лица ни имени которой я так и не узнала.
От лучевой терапии Дракон теряет себя, я – связь с реальностью. Он либо смотрит пустыми глазами в потолок, безжизненно раскинув ручки, ножки и хвост по железной сетке кровати, либо спит в том же положении.
Врач говорит, что они делают всё, что могут.
Где-то там, за окном, за этой стройкой, есть обычная жизнь под небом и солнцем, с цветами, детьми и красивыми женщинами. Но я её не помню.
Мне казалось, что мы с драконом находимся здесь добровольно, но когда я пытаюсь написать отказ, на входе появляется охранник, похожий на надувшийся пузырь.
Кит не выплевывает Иону, больница, наметившая кого-то своей пищей, не отпускает.
Доктор предлагает мне стопочку коньяка и просит успокоиться:
– Не сходите с ума, мама.
Но мне кажется, что я уже сошла. Дракон лежит вялой зеленоватой тряпочкой и только стонет:
– Ирррэээээ, иррррэээээ
Мне кажется, что я уже сошла: разве может мать обрекать своего ребенка на такие мучения?
***
Пока дракон на облучении, меня долбит тревога, я не могу уснуть и брожу по отделению
