ездить его лучшее изобретение, прекрасная Элеонора 3-15».
Мамушка, у вас дракон!
Едва показалась граница между явью и навью, как опять пронзительный крик вырвал меня из сна. Вставать невыносимо: тяжелый, влажный сон затягивает, острая, пронзительная реальность зовет к себе. Приходится вставать.
В детской кроватке, завешенной яркими бортиками и погремушками как новогодняя ёлка, мучался сынулька. Весь красный от натуги, он кряхтел, кричал, ёрзал по матрасу спиной, словно хотел протереть на нем дыру. Но дыра протиралась на спине – нежная детская кожа быстро превращалась в ссадину, тоненькие слои кожи сползали один за другим, постоянно приходится замачивать пижамку с пятнышками крови, потому что по-другому они не отстирываются. А спинку мазать зелёнкой, мазать фукарцином, жирными мазями, святой водой – чем-нибудь, что заживляло бы эти ранки быстрее, чем сынулька успевает их натереть.
– Что такое, мой маленький? Что такое, мой хороший? – услышала я собственный голос, издалека, как будто не из меня.
Он кричит, он не знает, что это такое его беспокоит в сотый, а может, в тысячный раз. И я не знаю, и врачи не знают, но мы снова едем в скорой помощи, смотрим в окно на мелькающие огни светофоров и фонарей, чтобы сидеть в коридорах приёмного отделения, чтобы колоть пальчики для анализов, что бы делать рентгеновские снимки, чтобы отвечать на вопросы врачей – каждый раз всё одно и тоже, ведь мы уже делали это много, много раз.
Говорили, что он перерастёт, говорили, что с возрастом проходит, говорили, говорили, говорили, а у нас до сих пор нет диагноза, нет лечения, но есть бессонные ночи и тревожные дни.
И я не знаю, что происходит с моим ребёнком.
– Беременность первая, доношенный, апгар 8\9, прививок нет, да, совсем нет, и бцж нет…кричит, плачет, отказывается от еды, трется спиной о кровать. Показываю как трётся. Рассказываю, как плачет.
Сегодня доктор пожилой, он внимательно разглядывает сынульку, смотрит межпальцевые перепонки, мнёт пяточки, внимательно разглядывает пупок и ощупывает шею, проверяя нет ли чего-то похожего на жабры.
– Вы зря, мамочка, удивляетесь, – говорит он. – На прошлой неделе как раз такому же малышу сделали уникальную операцию – удалили жабру. Да-да, прямо вот здесь, на шее, – он показывает это на моём сыне, – выступила жаберная дуга, хорошая, прочная, сформированная прямо из костной ткани. Теперь он будет обычным мальчишкой, а не то представляете, как бы он мучился дальше?
Доктор поднимает сынулькины ручки, внимательно изучает подмышки, кладет его на живот и прощупывает позвоночник. Мне кажется, что сынульке неприятно, он напрягается и кряхтит, но доктор не обращает на это внимание.
– Говорит? – спрашивает он меня.
– Нет, больше плачет и издает странные звуки.
Доктор сажает сынульку ко мне на колени, показывает, как стоит его держать: одной рукой я зажимаю голову и не даю сынульке уворачиваться от любопытного старика, другой обнимаю спереди за плечи, так же не
