умереть, если бы что-то помешало мне дойти до женской консультации или врачи не смогли бы спасти меня уже на операционном столе.
Операция длилась четыре часа. Девочку извлекли из меня в четыре часа дня. Вес ее был 830 г, а рост 32 см. Об этом я узнала лишь через пару дней, когда пришла в сознание. Очнулась под проводами в реанимации, я с трудом осознала, что вернулась на этот свет. Голова была ясной, но совсем не было сил. При этом, как ни странно, я испытывала необыкновенное чувство легкости, будто с моих плеч сняли тяжеленный мешок.
В роддоме я провела десять дней. На вопрос, где мой ребенок, каждый раз я получала сухой ответ, что девочка находится в детской больнице. Лечащий врач советовала мне не думать о ребенке, поскольку исход был неизвестен. Говорила, что если малышка проживет десять дней, то жить будет. Я гнала от себя мысли, как она там в больнице, не настраивалась на ее волну. В моей голове даже не возникал образ этого младенца.
Известия о состоянии ребенка я получала ежедневно после четырех часов дня. Информация была скудной: питается через шприц, дышит сама. Врач повторяла, что мне надо обязательно отдохнуть и набраться сил. Я старалась следовать ее совету. Я заставляла себя ни о чем не думать. Помогало и то, что родившегося ребенка я еще не видела. Малышку отправили в детскую больницу, когда я находилась без сознания после операции. Так прошло девять дней.
На десятый день меня выписали. Стоял солнечный морозный день. Я почему-то запомнила, какая на мне была куртка в тот день. Сын пришел из школы, и мы поехали в детскую больницу, где находилась малышка. Я даже еще не выбрала имя для крохи. В памяти осталась маленькая комната, в которой находились какие-то пластмассовые конструкции, где в колбах или, если хотите, в домиках лежали крошки, все обвитые проводами. Нам разрешили войти на пять минут, приоткрыли кувез (приспособление с автоматической подачей кислорода и с поддержанием оптимальной температуры) и позволили дотронуться до ребенка. Спазм сковал горло, полились слезы. Не знаю, плакала ли я от жалости к себе или от страха перед беспомощностью этого существа. Запомнила лишь, что памперс был единственной ее одеждой и заканчивался где-то под мышками.
Мой сын вырос без памперсов: в 1984 году их просто не было в нашей стране, и на первой встрече с дочерью я не имела представления о том, каких размеров бывают памперсы. Тот, который был на ней, оказался самым маленьким из всей линейки этих изделий. Об этом я узнала на следующий день, когда мы судорожно пытались найти в магазинах упаковку памперсов, которую нужно было срочно доставить в больницу. И даже этот самый маленький памперс доходил ей до подмышек, закрывая все тельце малышки. Такой крошечной была моя дюймовочка!
Встреча с дочкой была короткой. Нам дали задание принести на следующий день какие-то лекарства, памперсы и носки. А в голове стучала одна мысль: я должна немедленно пойти в церковь. Первая, которая пришла мне в голову, это церквушка на Московском шоссе, ближайшая в то время к нашему дому.
Когда возвращались из больницы,
