связанные с рождением дочери. Из череды дней, которые она провела в реанимации, моя память сохранила лишь несколько эпизодов.
Первый – это день, когда застала в палате заведующую реанимационным отделением новорожденных. Она стояла в дверях уставленной кувезами комнаты и внимательно глядела на ребенка, находившегося в первом кувезе, будто что-то обдумывая. Тогда я обратила внимание на нашу соседку: девочка родилась на 27 неделе беременности, была чуть старше моей дочери, и вес ее при рождении был чуть больше, чем наши 830 г. Так гласила надпись над ее кувезом. Маленькое тельце уродовал большой шрам, тянувшийся через весь животик. На следующий день эта девочка исчезла из реанимации. На мой вопрос, обращенный к медсестре, куда перевели эту кроху, последовал ответ, что в более хорошее место. Я судорожно пыталась понять, расспросить, разузнать, какое же место в этой больнице более приспособлено для доращивания таких малюток. И вдруг меня пронзила мысль: девочке просто позволили уйти в другой мир. Видно, накануне я стала невольным свидетелем того момента, когда врач принимала решение, застыв в дверях.
Второй эпизод связан с крещением. Я была чрезвычайно удивлена, что ребенка можно покрестить прямо в реанимационном отделении. Помню свои первые роды в 1984 году, когда мне выдавали сына только на несколько минут, чтобы покормить, а о том, чтобы войти в комнату, где лежали новорожденные, не могло быть и речи. Однако времена меняются. Предполагаю, что младенцы находились здесь в таком тяжелом состоянии, что каждый день для них мог стать последним, поэтому и позволяли родителям привести в реанимацию священника. Именно это я и решила сделать, немедленно отправившись в свою приходскую церковь. Батюшка согласился за умеренную плату прийти в больницу, чтобы совершить обряд. Шел восемнадцатый день жизни моей дочки. Священник пришел с кадилом, окропил святой водой стеклянный домик, в котором спала моя девочка, и положил вовнутрь крестик. Вся процедура заняла не более десяти минут. Я выдохнула и расправила плечи. Большего на тот момент я сделать не могла.
Третий эпизод. Дочке было уже почти два месяца, а ее еще ни разу не мыли. Назначили день. Все происходило в реанимационном отделении. Медсестра достала девочку из ее домика, опустила в таз с теплой водой и разрешила мне дотронуться до малышки. Потом сама обтерла и запеленала кроху. После этого предложила мне подержать ее на руках. Я села на стул, на руку мне положили сверток с ребенком. Помню, что страшно боялась обнять эту ношу и прижать к груди. Она была невесомой и хрупкой, всего 1600 г. Я шептала, что люблю ее, что она вырастет обязательно и что-то еще очень нежное. Потрясение было исключительно сильным. Казалось, что в моей жизни и не было предыдущего опыта с первым ребенком. За семнадцать лет, которые разделяли рождение моих детей, я начисто забыла, как держать на руках младенца.
Я впустила дочь в свою жизнь, но в тот момент она еще не стала для меня
