мимо ехал говновоз
И на бомжа перевернулся.
Перчатки, фрак, часы златые,
Слоновой кости трость в руке…
Ты щедро платишь чаевые
И исчезаешь вдалеке.
Не верь, что скрытое не видно.
Судьбу, мой друг, не наебёшь.
И если ты родился быдлом –
Наверно быдлом и помрёшь.
Вот птица. Все её труды –
С утра проснуться, поклевать чего-то,
Почистить клюв, из луж попить воды…
И жизнь её – как будто не её забота.
И ей насрать на наши чудеса,
На достижения высоких технологий,
На мысли важные, шальные голоса,
На образ жития убогий:
По будням вкалывать,
по выходным бухать,
По праздникам – исправно ужираться…
Рождаться, вслед за этим – умирать.
И вновь,
точь-в-точь такими же, рождаться.
Предвижу стычку с неким упырём.
Он спросит, поедая пиццу:
«Слышь, автор! А при чём здесь птица?»
И я отвечу: «Птица ни при чём».
Ох, поглядывают бабы на меня,
Сиськами да попами маня!
Но я с бабами суров и даже груб.
Я, извольте видеть – однолюб.
Не пью.
Мирюсь с печальной перспективой:
Года летят,
как от ствола до жертвы – дробь.
Я покупаю книги вместо пива.
Стяжаю мудрость, умножаю скорбь.
Глотаю буквы, запятые, точки,
Перерабатывая мысль в компост.
А в черепной коробки одиночке
Взыскует мозг ответа на вопрос:
На кой весь этот цирк? На чью потеху?
Смятенный дух
стремится в мрачные края…
Я выпью нынче литр Casa Vieja.
Верну сознанье на круги своя!
Мы, об изъянах ближнего трубя,
Шагаем радостно от века к веку!
Ах, как прекрасно ощущать себя
Чуть охуеннее другого человека!
Люди, через одного –
То мудак, то ебобо.
Делать нехуй. Я терплю.
Ибо я людей люблю.
Сегодня романтичный бомж
Дарил букетики прохожим.
Ему дивилась молодёжь,
И старики дивились тоже.
– В чём смысл? – один мужик спросил.
И бомж зашёлся пылким спичем,
Мол, не всегда бомжом он был
И не всегда был романтичен;
Презрев прогулки при луне,
Был
