травинку с колоском, зажал зубами. Иногда прикусывал и двигал её языком, от чего та крутилась и болталась туда-сюда.
– Ох, спасибо малой, – Ведомир принял из рук мальца кружку, и пригубился, отпивая из неё понемногу, маленькими глоточками. – Ого, и вправду холодная, ледянющая прямо. Много и не выпьешь сразу. А если выпьешь – сдохнешь. – Данька посмотрел на него настороженным взволнованным взглядом.
– Так как тут не сдохнуть, ежели от такого питья холод аж до мозгу́ пробирается, тот коркой льда сразу и оборачивается, – пошерудил давно нестриженную голову пацана. Тот рассмеялся, аж соломка изо рта выпала.
– О-о, совсем одичал в нашей деревне за́ лето. Того и глядишь, в аборигена, или как там этих называют… – почесал свою серую голову. – А, вспомнил вот, орангутанги. У, у, у! – замотал руками из стороны в сторону на согнутых локтях. Данька во всё горло громко рассмеялся. Ещё по тихой утренней деревушке пронеслось эхо. А дед продолжал:
– Уже чувствую прямо… Вот сейчас у меня в голове, изнутри, начиная с затылка, черепушка ледяной коркой покрывается и тоненькой плёнкой распространяется по всей голо́вушке, аки огонь на тюк сена накинулся. И пожрать его готов. Весь, за раз.
– Ой, да хватит тебе что ль, дядя Ведомир, – отмахивался от придурошного мужичка Данька. – Ещё каких-то «гутангов» выдумал, – немного успокоился и игриво толкал, раскачивал в плечо, сидящего на попе Ведомира.
– А ты что, не знаешь? Ба-атюшки мои… Бананы сгнили, переспели, их мартышки не доели! – защекотал Даньку так сильно, что тот снова засмеялся и завалился боком на травку.
– Что за шум, а драки нет? Или всё-таки есть? – из дома вышла бабушка со своей дочерью.
– О, а я уже хотел парню допрос совершить, под ужасными нечеловеческими пытками. Мол, где мамка твоя и сестра с бабкой. Дома ли они, аль делись куда-то? – не переставал щекотать мальчишку, но уже немного слабее. Чувствовал, что у Даньки не остаётся сил смеяться и нормально дышать, выдыхался потихоньку малец.
– Ну Ведомир, вот мы здеся, чего хотел? Неужто что-то важное, раз так летел к нам, на своих, уже отнюдь не молодых ногах? – баб Женя сама потихоньку ковыляла, спускалась по ступеням. – Смотри, Марин, как торопился…
– Ага, аж под забор свалился, – продолжила речь Марина Викторовна. – Немножко до крыльца шёл и не дошёл. – Она смотрела на него с плохо скрываемой укоризной. Брови к переносице сдвинула, руки вбоки, вид грозный.
«Ну зачем же ты припёрся к нам, а? Как зудит в одном месте. Шлялся б себе по кустам да полям со своими детекторами, приборчиками, да нас не трогал. Никого б не донимал. Опять небось, животинку какую дохлую нашёл. Даже не знаю что и думать. Боязно как-то. Может, собаку, кошечку там, иль скотинку покрупнее. Козочку, бычка молодого, сбежавшего у соседа какого, из стада отставшего. И такое бывало. А что, когда поголовье большое углядеть непросто. А если не ты сам пасёшь, а
