меня оторвать взгляд от строений.
В трех метрах от меня – молодая женщина в ловушке спутанных ветвей, усыпанных гроздьями ярких ягод. Шею ее обвивает толстая лоза, но не настолько туго, чтобы задушить… пока, во всяком случае.
Я соскакиваю с велосипеда и хватаю один из ножей, которые взяла с собой. Подбегаю к растению и принимаюсь обрубать ветки. Они тут же сжимаются вокруг женщины, и она начинает задыхаться. Глаза у нее слегка выпучиваются – то ли из-за страха, то ли от удушья. Я отчаянно кромсаю дерево, пытаясь добраться до его пленницы. Вдруг растение сдавливает женщину со страшной силой. Я слышу жуткий треск. Веки у пленницы трепещут, и свет в ее глазах гаснет.
– Нет! – сдавленно выкрикиваю я. Бросаю нож и пячусь, не сводя глаз с растения. От чудовищного зрелища холодеет в животе. Это все, что я вижу перед собой в течение многих недель.
Шок от вида смертей уже прошел, и за гранью ужаса осталось лишь одно.
Ярость.
Она переполняет меня. Так, что дышать трудно.
Я снова сажусь на велосипед и качу по умирающим улицам Куритибы. Лотки уличных торговцев опрокинуты безжалостными растениями, а в некоторых районах, там, где было когда-то много пешеходов, на улицах выросли целые леса, сквозь которые к дороге никак не пробиться. Как и в большинстве других городов, по которым я проезжала, растения здесь, похоже, заглатывали людей в считаные минуты.
Зачем Жнецу поганить землю этими растениями, если он намерен убить людей прежде, чем те успеют умереть от голода?
Ему нравится смотреть, как они умирают, – проносится у меня в голове. Я словно вижу перед собой его жестокое лицо. Ему нравится смотреть, как сама земля выдавливает из нас жизнь.
Я качу по городу в поисках всадника. Вполне вероятно, что Голод еще здесь, в Куритибе. От этой мысли меня пробирает нетерпеливая дрожь, хотя отыскать его в таком большом городе будет непросто.
Я добираюсь почти до центра, где дома выглядят особенно ветхими, и тут вновь слышу сдавленный крик. Он доносится из здания, в витринах которого выставлены плетеные корзины, глиняные горшки, керамические фигурки и традиционные бразильские костюмы.
Остановив велосипед, я прислоняю его к стене и вхожу внутрь.
В лавке стоит полумрак, но и в этом тусклом свете можно разглядеть четыре дерева, растущих на некотором расстоянии друг от друга. Они тянутся от пола вверх, упираясь кронами в потолок. На каждом из них видны темные фигуры. Одна из них дергается, и у нее снова вырывается измученный всхлип.
Мой взгляд останавливается на этой фигуре. Я медленно подхожу.
– Я не могу освободить тебя, – говорю я вместо приветствия. – Последнего человека, которому я пыталась помочь, эта… – Я не могу заставить себя назвать это деревом. – Эта штука убила.
В ответ я, кажется, слышу тихие звуки рыданий. У меня перехватывает дыхание.
– Ты можешь говорить? – спрашиваю я.
– Он убил
