я медленно стащил замшевые перчатки, сбросил в услужливые руки денщика многострадальный ментик, уселся за стол напротив князя и под обстрелом завистливых глаз, попросил кусок мясного пирога. Мне налили стакан мозельского вина, князь предпочитал Германию Франции, и мы выпили за обоюдное здоровье. Я ел с удовольствием, а когда насытился, генерал, перейдя на французский язык, стал расспрашивать меня об отношении к русской зиме, и как нельзя к месту поведал о замерших в степи путниках во время бурана, ожидая моей реакции. Я невозмутимо выслушал его и в свою очередь рассказал о снежных лавинах в альпийских горах, хоронящих под собой целые селения. Князь понял мой намек и, смеясь, заметил, что меня трудно удивить. Насколько я знал Голицына, он посадил меня за свой стол не просто из-за каприза, и оказался прав в своем предположении. После десерта генерал отправил свиту и денщиков от стола, но меня не отпустил, а вместо этого попросил рассказать о пленении во всех подробностях. Слушал меня очень внимательно, задавал уточняющие вопросы. Когда я завершил свой рассказ вызволением из плена карабинерами, князь с минуту помолчал, катая по столу хлебный шарик, и, наконец, сказал:
– Есть любезный Антон Петрович, одно обстоятельство, коим я желал бы с тобой поделиться, но знай, то государственный секрет, и ты обязан будешь хранить его под страхом смерти. Уповаю на то, что ты и прежде оказывал тайные услуги государству нашему, да и сама судьба тебя к этому делу пристегнула. Впрочем, ежели не хочешь ты к нему касательство иметь, можешь отказаться, не обижусь. Что скажешь?
– Вы интригуете меня, господин генерал. Конечно, я обязуюсь сохранить все в тайне, и готов вас слушать, – отвечал я.
– Касается это твоего поляка. Карабинеры при обыске его тела нашли зашитое под подкладку кафтана письмо. Написано оно по-французски. Ты сказал давеча, что шляхтич будто чего ждал от тебя, так?
– Показалось, что так.
– Добро! Тогда пойдем, ротмистр, в мой кабинет, дальнейшее – не для лишних ушей.
Мы с генералом встали из-за стола и прошли в одну из комнат для именитых гостей, где устроился князь. Здесь к нам присоединился, вызванный Голицыным, высокий, молодой, лет двадцати пяти – двадцати восьми офицер в егерском зеленом мундире, при шпаге и в напудренном парике, точно с бала. Горжета8, по которому определялся в русской армии чин, на нем не было. К слову сказать, подобная небрежность встречалась сплошь и рядом, многие офицеры ограничивались в походе лишь офицерским шарфом, вешая горжеты только на парады и смотры. Впрочем, меня это мало касалось, так как гусары не носили горжетов вовсе.
– Знакомьтесь, господа!
– Ротмистр Изломин Антон Петрович, – представился я первым, так как был в меньшем чине.
– Премьер-майор Заблудов-Глинский Платон Афанасьевич, – назвался егерь.
– Платон ведает у меня разведкой, дела такие в его попечительстве, – объяснил приход майора князь. –
Горжет – металлическая пластина в форме полумесяца, подвешиваемая горизонтально за концы на груди офицера возле горла.
