в детстве мимо старалась быстро пробежать, но бабули успевали потом матери доложить, что она колготки порвала, и ещё был случай – сумку с хлебом уронила.
Сейчас Ирине захотелось вернуть то время. Прошла бы она мимо, а бабуля её узнала и по имени окликнула: «Ира, ты?»
Наверное, Ирина кинулась бы к ним и расцеловала каждую. Спросила, как дела, как здоровье, пусть бы их лица засияли радостью. Они бы смахивали слезинки и рассказывали, перебивая друг друга, где, кто из старых бурновцев и когда приезжал.
Но никого нет на скамеечке. Ирина сидела одна и смотрела на родную улицу глазами повидавшими побольше тех бабушек. Да и что они видели дальше базара в Джамбуле? Музей Ленина в Ташкенте?
9
А тополя всё так же шелестели листвой в вышине, и ветер без устали гонял горячий воздух.
Посредине улицы – дорога, достаточно широкая, двум машинам разъехаться хватит. С обеих сторон – за деревьями заборы и дома с пыльными стёклами окон.
А когда-то давно окна хвастали перед соседями плетёным ажуром, у кого тоньше и белее, у кого самые чистые стёкла, у кого на стене табличка: "Дом образцового содержания". Ирина по дороге в магазин или со школы любила занавески разглядывать, и угадывать, что за окнами. В Бурном почти все дома одноэтажные, на невысоком фундаменте, и окна как раз на уровне глаз.
Солнце докатилось до зенитной точки, от жары расплывались очертания домов, их углы отдалялись, становились призрачными, как в фильме про путешествия во времени.
Ирина отпила из бутылки воду, встала со скамейки и попрощалась с невидимыми бабушками, как затерянный путешественник во времени.
Здесь жили Шмидты, здесь – Петровы. Все уехали, разбрелись по свету, кто куда.
Тополя поредели и как будто стали ниже. А были – высоченные, коридором до края села.
10
Вот и дом, в котором Ирина родилась и выросла. Как только он показался, она видела только его. Чем ближе, тем сильнее щемило сердце от узнавания. Она встала напротив, на другой стороне улицы, и замерла. Ворота покрасили в зелёный цвет, были голубые. Конёк крыши украшал петушок из дерева, теперь нет его, крыша покрыта черепицей, не шифером, как раньше. Ирина поискала глазами старую вишню, на её ветвях она собирала ягоды и спускала в вёдрах вниз. Не нашла… Яблонь тоже нет, наверное, стали старые, и их вырубили. К горлу подступил комок. Вряд ли было бы легче, останься всё как прежде.
Вдруг калитка приоткрылась, и из неё выглянули круглолицые дети с высокими скулами. Мальчик и девочка. Уставились настороженно на Ирину, зашушукались между собой на казахском.
– Апа, апа, – закричали звонко вглубь двора, – бери кел[4].
Ирина поняла, что они зовут бабушку. И, правда, через несколько минут, в которые дети разглядывали Ирину, в проёме калитки показалась пожилая женщина.
– Здравствуйте, – произнесла Ирина.
Апа, бери кел – бабушка, иди сюда (пер. с каз. яз)
