песни акына и поговорить.
Карахан не находил себе места среди всеобщего веселья. Разум подсказывал ему уехать, не объясняясь, потом заручиться уважаемыми сватами и вернуться. Но сердце его стучало, что медлить нельзя, что Айшу в его отсутствие могут отдать за другого.
Вечером, улучив момент, когда первая порция бараньего мяса была уже съедена, и сытая умиротворенность снизошла на всех за столом, он отозвал Хакима ата на беседу.
– Если ты по поводу жеребцов, то не волнуйся, лучшие завтра утром прибудут с пастбища, – заверил его Хаким ата, поправляя халат.
Хаким ата был уже немолод, седина посеребрила почти все волосы на его голове. Он давно научился оборачивать дела в свою пользу.
Карахан в противовес ему волновался как стреноженный конь, который думает только об одном:
– Хаким ата, я увидел твою дочь и потерял покой. Прошу тебя смиренно отдай мне её в жены. Калым заплачу, какой назначишь. Буду её беречь и баловать, клянусь матерью.
Хаким ата пригладил бороду, приосанился и завёл такие речи:
– Карахан, дорогой, ты уважаемый человек, иктарь, я бы с радостью отдал тебе в жёны Айшу. Когда она только родилась, мы сговорились с Аджамал ата, что дети скрепят нашу дружбу родством, ведь у него сын, у меня дочь. Правда, наши отношения в последнее время охладели, и может такое случится, что пройдёт девятнадцатая весна Айши, а сваты от Аджамала не прибудут. Вот тогда мы вернёмся к нашему разговору.
Перед рассветом воздух прозрачен и невесом. Над землёй стелется дымка, окутывая травы. Лошади как будто парят по степи.
Отряд Карахана едва различимый в утреннем тумане покинул аул Хакима ата еще до того, как показался верхний край солнечного диска.
Хаким ата, проводив Карахана, поспешил в юрту Айши. Бабаджа хатун, высокая еще не старая женщина, сидела возле входа с пиалой в руках. Увидев Хакима, поднялась навстречу.
Он ответил кивком головы на приветствие и хрипло спросил:
– Айша спит?
– Спит, я только от неё.
– Иди, убедись, что не выходила.
– Как она могла выйти, если я здесь сижу.
– И все же сходи, – настаивал Хаким ата.
Бабаджа встала с неожиданной для её тела проворством, зашла в юрту и вернулась с пиалой, доверха наполненной молоком:
– Спит айналайн, а это тебе, – няня протянула ему пиалу, – верблюжье с утренней дойки. Если пить утром натощак, старость отступит.
– Примет за верблюжонка что ли, – пошутил Хаким ата, принимая пиалу.
Шесть дней Хаким ата просыпался на рассвете и приходил к юрте Айши, якобы выпить верблюжье молоко, и уходил с тем, чтобы зайти ещё вечером и снова утром. Каждый раз наказывал Бабадже: Смотри хорошо за Айшой, чтобы не украли. Карахан парень хваткий.
Приставил охранника, и всё равно продолжал проверять сам. И сколько бы так ходил неизвестно, только на седьмой день не встретила его
