немного. Дело касается моего сына Марзака. Он уже почти мужчина, и ему пора начать служить Аллаху и государству. Я хочу, чтобы ты взял его в плавание своим лейтенантом и так же наставлял его, как я когда-то наставлял тебя.
Сакр-аль-Бару желание паши доставило так же мало удовольствия, как и Марзаку. Зная, как ненавидит его сын Фензиле, он имел все основания опасаться осложнений, если план Асада осуществится.
– Как ты когда-то наставлял меня? – произнес он с притворной грустью. – Не отправиться ли тебе вместе с нами, о Асад? В исламском мире нет равного тебе. С какой радостью встал бы я вновь рядом с тобой на носу галеры, как в тот день, когда мы брали на абордаж «испанца».
Асад внимательно посмотрел на корсара.
– Ты тоже просишь меня выйти в море? – спросил он.
– А тебя уже просили об этом?
Природная проницательность не подвела Сакр-аль-Бара, и он сразу все понял.
– Кто бы то ни был, он поступил хорошо, но никто не мог бы желать этого более горячо, чем я. Ведь никто лучше меня не познал радость битвы с неверными под твоим предводительством и сладость победы, одержанной у тебя на глазах. Так отправляйся же, о господин мой, в славный поход и сам будь наставником своего сына – ведь это самая высокая честь, какой ты можешь его удостоить.
Прищурив орлиные глаза, Асад задумчиво поглаживал седую бороду.
– Клянусь Аллахом, ты искушаешь меня.
– Дозволь мне сделать большее.
– Нет, не надо! Я стар и слаб, кроме того – я нужен здесь. Не пристало старому льву охотиться за молодой газелью. Не растравляй мне душу. Солнце моих подвигов закатилось. Пускай мои питомцы, воины, которых я воспитал, несут по морям мое имя и славу истинной веры.
Взгляд паши затуманился. Он оперся о плечо Сакр-аль-Бара и вздохнул:
– Не скрою, твое предложение заманчиво. Но нет… Мое решение неизменно. Отправляйся без меня. Возьми с собой Марзака и привези его обратно целым и невредимым.
– Иначе я и сам не вернусь. Но я верю во Всеведущего.
На этом Сакр-аль-Бар удалился, постаравшись скрыть досаду, вызванную как самим плаванием, так и навязанной ему компанией. Он отправился в гавань и приказал Османи готовить к выходу в море большой галеас, доставить на борт пушки, триста рабов на весла и столько же вооруженных корсаров.
Асад вернулся в комнату, где оставил Фензиле и Марзака. Он пришел сказать, что уступает их желанию, что Марзак пойдет в плавание и таким образом будет иметь полную возможность показать, на что он способен.
Однако вместо прежнего нетерпения его встретил плохо скрытый гнев.
– О солнце, согревающее меня, – начала Фензиле.
Паша по долгому опыту знал, что чем ласковее ее слова, тем сильнее злость, которую они скрывают.
– Видно, мои советы значат для тебя не больше, чем шелест ветра, чем прах на твоих подошвах!
– И того меньше, – ответил Асад, забывая привычную снисходительность,
