начала торгов. Перед сараем стояли на страже несколько дюжин корсаров и помогавших им негров-невольников.
С противоположной стороны над стеной сверкал белый купол мечети; по его бокам высились похожий на копье минарет и несколько финиковых пальм с длинными листьями, застывшими в неподвижном горячем воздухе.
Вдруг толпа за воротами пришла в волнение. С криком «Дорогу! Дорогу!» к базару продвигались шесть рослых нубийцев. Каждый из них обеими руками держал огромную доску и, размахивая ею, прокладывал путь сквозь пестрое скопище людей, которые, расступаясь, осыпали нубийцев градом проклятий.
– Балак! Расступитесь! Дорогу Асаду ад-Дину, избраннику Аллаха! Дорогу!
Толпа расступилась и простерлась ниц перед Асадом ад-Дином, который верхом на молочно-белом муле медленно продвигался вперед в сопровождении Тсамани и целой тучи одетых в черное янычар с обнаженными саблями в руках.
Проклятия, встретившие негров паши, смолкли, и воздух зазвенел от горячих благословений:
– Да умножит Аллах твое могущество! Да продлит он дни твои! Да пребудут с тобой благословения господина нашего Мухаммеда! Да умножит Аллах число твоих побед!
Паша отвечал на приветствия толпы, как подобает человеку истинно набожному и благочестивому.
– Мир правоверным из дома пророка, – время от времени бормотал он, пока не приблизился к воротам базара.
Здесь он приказал Тсамани бросить кошелек ползавшим в пыли нищим, ибо разве не написано в Книге книг: те, кто не подвластны жадности и расходуют свое имущество на пути Аллаха, процветут, ибо им удвоится.
Подчиняясь закону, как последний из своих подданных, Асад сошел с мула и пешком проследовал на базар. У водоема он остановился, повернулся лицом к сараю и, благословив распростертых в пыли правоверных, велел им подняться. Затем мановением руки позвал Али – офицера Сакр-аль-Бара, отвечавшего за невольников, захваченных корсаром в последнем набеге, – и объявил ему о своем желании взглянуть на пленников. По знаку Али негры раздернули занавес, и жаркие лучи солнца хлынули на несчастных. Помимо пленных с испанского галеона, там было несколько человек, захваченных Бискайном в мелких набегах.
Взору Асада предстали мужчины и женщины – хотя женщин было сравнительно немного – всех возрастов, национальностей и состояний: бледные светловолосые жители севера Европы и Франции, златокожие итальянцы, смуглые испанцы, негры, мулаты – старые, молодые и почти дети. Среди них были и богато одетые, и едва прикрытые лохмотьями, и почти голые. Но всех объединяло выражение безнадежного отчаяния, застывшее на лицах. Однако отчаяние пленников не могло пробудить сочувствия в благочестивом сердце Асада. Перед ним были неверные, те, кто никогда не предстанет пред лицом пророка, проклятые и недостойные участия. Взгляд паши остановился на красивой черноволосой девочке-испанке. Она сидела, безжизненно опустив между
