впрямь стареешь.
И он так сердито посмотрел на Фензиле, что та съежилась. Паша вплотную подошел к Фензиле:
– Ты слишком долго царила в моем гареме, давая волю своим нечестивым франкским замашкам. – Он говорил тихо, и только стоявшие совсем близко услышали его гневные слова. – Пожалуй, пора исправить это.
Он круто отвернулся и жестом велел Али отвести пленницу обратно в сарай. Затем, опершись на руку Тсамани, паша сделал несколько шагов к выходу, но остановился и снова обернулся к Фензиле.
– Марш в носилки! – приказал он, прилюдно нанося ей жестокую обиду. – И чтобы тебя больше не видели шатающейся по городу.
Не проронив ни слова, Фензиле мгновенно повиновалась. Паша и Тсамани задержались у входа, пока небольшой кортеж не миновал ворота. Марзак и Али шли по обеим сторонам носилок, не осмеливаясь поднять глаза на разгневанного пашу. Асад, криво усмехаясь, смотрел им вслед.
– Красота ее увядает, а самоуверенность растет, – проворчал он. – Она стареет, Тсамани, спадает с лица и тела и становится все сварливее. Она недостойна оставаться рядом с входящим в дом пророка. Возможно, Аллах будет доволен, если мы заменим ее кем-нибудь более достойным.
Затем, обратив взор в сторону сарая, завесы которого вновь были задернуты, и недвусмысленно намекая на франкскую пленницу, заговорил совсем другим тоном:
– Ты заметил, о Тсамани, как грациозны ее движения? Они плавны и благородны, как у молодой газели. Воистину, не для того создал Всемудрый подобную красоту, чтобы ввергнуть ее в преисподнюю.
– Быть может, она послана в утешение какому-нибудь правоверному? – предположил хитрый визирь. – Для Аллаха нет невозможного!
– А почему бы и нет? – сказал Асад. – Разве не написано: как никто не обретет того, что ему не предназначено, так никто не избежит уготованного судьбой. Останься здесь, Тсамани. Дождись торгов и купи ее. Эту девушку наставят в истинной вере, и она будет спасена от адского пламени.
Итак, паша произнес слова, которые Тсамани давно и страстно желал услышать.
Визирь облизнул губы.
– А цена, господин мой? – вкрадчиво осведомился он.
– Цена? – переспросил Асад. – Разве я не повелел тебе купить ее? Приведи ко мне эту девушку хоть за тысячу филипиков.
– Тысячу филипиков, – повторил пораженный Тсамани. – Аллах велик!
Но паша уже отошел от визиря и вступил под арку ворот, где толпа, едва завидев его, вновь простерлась ниц.
Приказ паши привел Тсамани в восторг. Но дадал[73] не отдаст невольника, не получив за него наличными, а у визиря не было при себе нужной суммы. Поэтому он вслед за хозяином отправился в Касбу. До начала торгов оставался целый час, времени было вполне достаточно.
Тсамани был человек довольно злорадный, и давняя ненависть к Фензиле, которую ему приходилось таить
