Он безуспешно пытался сопротивляться, но тут все заметили, как женщина, стоявшая рядом, что-то быстро сказала ему. Он перестал упираться и позволил вывести себя на обозрение всего базара.
– Не собираешься ли ты посадить его на весло, о Али? – с противоположной стороны водоема крикнул Аюб аль-Самин, рассмешив толпу.
– А что еще с ним делать? – спросил Али. – По крайней мере, он дешево обойдется.
– Дешево? – воскликнул дадал с притворным удивлением. – Вот уж нет! Парень молод и смазлив. Сколько ты предложишь за него? Сто филипиков?
– Сто филипиков! – Али рассмеялся. – Сто филипиков за этот мешок с костями? Маш Аллах! Моя цена – пять филипиков, о дадал.
Толпа опять взорвалась смехом. Взгляд дадала посуровел: смех как будто относился и к нему, а он отнюдь не был человеком, позволяющим насмехаться над собой.
– Ты, конечно, шутишь, господин мой, – проговорил он, сопровождая свои слова жестом снисходительным и вместе с тем высокомерным. – Посмотри, какой он здоровый.
По приказу дадала один из корсаров сорвал с Лайонела колет и обнажил торс гораздо лучших пропорций, нежели можно было ожидать. Оскорбление привело молодого человека в ярость, и он стал извиваться в цепких руках корсаров; один из них слегка ударил его бичом, давая понять, что его ожидает, если он не успокоится.
– Рассмотри его внимательно, – продолжал дадал, показывая на белый торс Лайонела, – и ты увидишь, как он крепок. Посмотри, какие у него прекрасные зубы!
Он схватил голову молодого человека и заставил его раздвинуть челюсти.
– Да, – ответил Али, – но посмотри и ты на его тонкие ноги, на женские руки.
– Весло исправит этот недостаток, – упорствовал дадал.
– Грязные черномазые! – с гневным рыданием вырвалось у Лайонела.
– Он бормочет проклятья на языке неверных, – заметил Али. – Как видишь, у него и нрав не слишком покладистый. Говорю тебе: больше пяти филипиков я не дам.
Дадал пожал плечами и стал обходить водоем. Толкая перед собой Лайонела, корсары двинулись за ним. Пока они шли по кругу, кое-кто из сидевших на ступенях поднимался и пробовал его мышцы, но никто, видимо, не был склонен купить его.
– За такого прекрасного молодого франка мне предлагают смехотворную цену в пять филипиков! – кричал дадал. – Неужели не найдется ни одного правоверного, готового заплатить за него десять? Быть может, ты, Аюб? Или ты, Хамет? Десять филипиков!
Однако все, кому он предлагал Лайонела, качали головой. Им уже приходилось видеть невольников с подобной внешностью, и опыт подсказывал, что от них мало проку. Как ни хорошо он был сложен, мышцы его были неразвиты, а кожа казалась слишком белой и нежной. Какая польза от невольника, которого надо сперва откормить и закалить, а он тем временем, чего доброго, возьмет да и умрет? За такого и пять филипиков слишком много. Итак, раздосадованный дадал возвратился к Али:
– Что ж, он твой за пять филипиков. Да простит тебе Аллах твою скупость.
Али усмехнулся;
