тетя помогла.
– Так вы тоже на фронте были?
– Да.
– На каком?
– Первый украинский. А вы?
– На Западном. А жалко, что мы вместе не воевали.
– Почему?
– Мы могли бы там встретиться.
Надя поджала губы и сразу стала серьезной, отчего ее густые брови опустились на глаза. Она ответила:
– Нет, уж лучше здесь.
– Почему?
– Потому что я была медсестрой при полевом госпитале. А в нем больше умирали, чем выживали.
Хункарпаша воздел глаза.
– Я бы поклонился вам, сестра, но не могу этого сделать, и благодарю Бога, что он оставил вас жить. Такая же девчонка, как вы, вытащила меня из когтей смерти. Я бы всем медсестрам поставил огромный памятник, высотой с Казбек, чтобы все видели, кто спас половину солдат на войне.
– Сейчас не до этого, людям есть нечего. Может быть, когда-нибудь. Да и зачем нам памятник, самое главное, что мы живые. Жить надо. А вам поправляться надо, – уже веселее добавила она. – Есть хотите? Ой, что я спрашиваю! Сейчас мы сготовим вам суп из бараньих костей.
У самой двери ее догнал вопрос:
– А почему вы не спрашиваете, как зовут меня?
– А я знаю, я документы ваши посмотрела. Только имя у вас очень сложное, я никак не могу его запомнить.
– Тогда зовите просто Паша. Меня на фронте все так звали.
– Хорошо, Паша.
Хункарпаша одолел всего с десяток ложек горячего супа с домашней лапшой и почувствовал, как его снова повело. Но скоро головокружение прошло, он отер полотенцем мокрое лицо и виновато сказал:
– Никогда не думал, что буду как новорожденный ягненок: сил нет встать, даже есть тяжело.
Надя снова засмеялась:
– На новорожденного ягненка вы совсем не похожи, скорее, на породистого бычка. Через денек – другой на ноги встанете, тогда вас уж ничем не удержишь. – После паузы почему-то осторожно спросила: – Дома ждут?
– Да, очень ждут. Они даже не знают, где я сейчас нахожусь. Так обидно. Обещал к Новому Году быть дома. Сколько же я у вас пролежал?
– Сегодня пятый день. До Нового Года еще целая неделя, так что успеете до праздника увидеть своих родных.
Хункарпаша уловил в ее голосе грустинку. Не зная, что с ней происходит, попытался подбодрить не то себя, не то ее:
– Ничего, все будет хорошо, Надия. А где живут ваши родственники?
Он не заметил, как вмиг потухли ее глаза, и лишь голос, с трещинкой, приглушенный, насторожил его:
– У меня, кроме тети Полины, никого и не осталось… – Хункарпаша мысленно выругал себя самыми последними словами и уже хотел перед ней извиниться, но Надежда продолжала: – Отец еще в финскую погиб, мать в оккупации где-то сгинула, старшего брата убили под Смоленском,
