алейкум. Чего сам? Надия где?
– Салям, Тумиша. Надия на кухне, сегодня гостей ждем, некогда ей. Ты подожди немного, вот закончу, а потом твое молоко пропущу. Ты расскажи-ка лучше, чего там говорит юбочное радио.
– А всякое болтают. Вчера старейшины в мечети собирались, решали, как минарет достраивать станут, как деньги собирать. Сказали, что не будут молодежь на войну отпускать, и ваххабитов пускать не будут. Чего им тут делать, только молодых совращают, наркотики им дают. Сам чего не ходил?
– А-а, – отмахнулся Хункарпаша. – У меня своих хлопот много: картошку копать надо, виноград убирать надо. Да и здоровье подводить стало – ходить тяжело. Нога так и болит, проклятая.
– Война, война, когда же она закончится! – пропела Тумиша. – Из Чечни убежали, так она сюда приковыляла. Вчера двоих раненых привезли, Махмуда и Заку, – ты их, наверно, знаешь. Махмуда в плечо осколком ударило, а Заке два пальца на ноге миной оторвало.
Под гудение сепаратора Хункарпаша снова впал в раздумье. Там, в горах, уже целый месяц шли бои с чеченскими боевиками. Недалеко от его родного села, где похоронены его отец и мать, бабки и деды, тетки и дядья, в Ботлихе и Мехельты, куда даже в Великую Отечественную не дошли немцы, сейчас гремели взрывы и убивали людей. Вместо орлов в горах свили гнезда ваххибиты, люди с чуждой верой, с чуждыми обычаями и чуждыми взглядами на жизнь. Туда из Чечни двинул свои отряды Шамиль Басаев, чтобы отрезать от России кавказскую нефть и Каспий. Видно, он рассчитывал на братские объятья дагестанских народов, а вместо этого получил отпор. А сейчас все мужчины Дагестана готовы взяться за оружие, чтобы вышвырнуть из своего дома непрошенных гостей. «Как там Амир? – подумал Хункарпаша, вспомнив про внука. – Наврал, наверно, сорванец, не поехал он ни в какую командировку, а воюет где-нибудь. Сохрани его Аллах».
– … а цены все растут и растут, – пчелой гудела Тумиша под пение сепаратора. – Вчера пошла на базар, взяла сто рублей, а чего купила? А ничего: две пачки макарон, масло подсолнечное, соль, курицу, и все. Вот и живи, как хочешь!
«О чем это она?» – подумал Хункарпаша, а вслух сказал:
– А в России никогда хорошо не жили: хоть при царе Горохе, хоть при Советах, хоть сейчас, при дерьмократах. Так что не жалуйся, Тумиша. От жалобы вина и еды на столе не прибавиться.
– Твоя правда, Хункарпаша. Такими уж нас, женщин, Всевышний создал. Пожалуешься немного – вроде, и полегше. – Тумиша засмеялась.
– Ну, ладно, заливай свое молоко, – сказал Хункарпаша. – Банку-то под сливки взяла?
– Взяла, взяла.
– Ну, иди к Надие, она тоже с утра язык свой еще не вострила. Поговорите там, косточки наши пообмывайте – глядишь, и нам полегше будет, – поторопил Хункарпаша соседку, когда та отставила подойник и подставила под слив стеклянную банку.
Когда за Тумишой закрылась дверь, и он услышал родной голос жены, которая радостно приветствовала соседку. Хункарпаша посмотрел на ручные часы и отметил про себя, что до прихода автобуса осталось еще
