медсестры: они меняли испачканное кровью, калом и мочой белье, мыли и переодевали раненых, поили их и кормили, если надо, писали и читали письма. Для раненных солдат медсестры были вторыми матерями. Но тогда, на фронте, иногда в невыносимых условиях, это воспринималось как обязанность. И Хункарпаша не испытывал ни неловкости, ни стыда, а только благодарность к этим милым созданиям, созданным для украшения и продолжения человеческого рода. Сейчас же он был настолько слаб, что не смог сам встать с лежанки, а попросить о помощи ему не позволяла уязвленная мужская гордость. Но что-то, видимо, было написано в его глазах, потому что Надя внимательно посмотрела на него и, вставая, сказала:
– Паша, я отлучусь минут на двадцать, а вы здесь не скучайте. У меня есть для вас подарок. Хорошо?
Хункарпаша лишь кивнул головой.
Надя пришла через обещанное время. Ворвалась с мороза румянная, оживленная и с порога закричала:
– «Унынью-нет, веселья час настал». – Она поставила на стол патефон и с шутливостью приказала: – А теперь – срочно под тулуп, пора проветрить помещение!
Он лежал под тулупом минут десять и слышал, как она отворила окна, как с улицы доносились хрумкающие шаги прохожих, чей-то разговор, смех, завыванье грузовика, ругань, веселый смех, цокот конских копыт. А потом все стихло, и он услышал веселый голос:
– К представлению все готово! Занавес открывается!
И, когда он высунул голову из-под тулупа, в уши сразу ворвалась знакомая песня:
– Широкие лиманы, зеленые каштаны,
Качается шаланда на рейде голубом.
В красавице Одессе мальчишка голоштанный
С ребячьих лет считался заправским моряком.
На глазах Хункарпаши стали наворачиватся слезы, и он украдкой посмотрел, не видит ли их Надя. Но девушка задумчиво смотрела в окно и с улыбкой покачивалась в танце на одном месте. А утесовский хриплый голос словно обращался к нему:
– Ты одессит, Мишка, а это значит,
Что не страшны тебе ни горе, ни беда.
Ведь ты моряк, Мишка! Моряк не плачет
И не теряет бодрость духа никогда!
Когда песня закончилась, она спросила:
– Как, Паша, тебе нравится эта песня?
– Да, Надия, спасибо, ты лечишь мне душу. Так хорошо стало, вспомнил Махачкалу, Каспий, парки, сады, горы наши. В Махачкале я учился, два года, оттуда и на фронт призвали. Ты знаешь, Надия, я много раз думал там, на фронте, что никогда уже этого не увижу, мне часто снилось какое-то черное ущелье, и будто я падаю в него, и лечу, лечу! А дна все нет, и только страх один, больше ничего не чувствуешь. – Закончил он со вздохом: – Так и не долетел я до дна.
– Наверное, сон вещий был, – ответила Надя. – Хорошо, что не долетел. Нам обоим повезло. А давай я тебе еще одну пластинку поставлю! Хочешь?
Хункарпаша заметил, что они незаметно для обоих перешли на «ты»,
