ныне на этих страницах, до сих пор широкой общественности не известен и в местной прессе не освещался.
К зеленой малосемейке примыкают еще три дома, таким образом замыкая пространство обособленного городского двора, и в одном из соседних домов есть даже продовольственный магазин. Перед магазином существует полуофициальный базарчик, на котором трудоустроены многие местные жители.
Как говорится, стены описаны, бегло опишем остальное.
Возможно, это прозвучит сенсационно, но в данном дворе никогда не было асфальта. Именно поэтому любой асфальтированный пятачок земли за пределами двора местные называют дорогой. А вот уж чего в изобилии, так это всевозможных штырей и обрезков арматуры, торчащих из-под земли, о которые прохожие нередко рвут обувь и брюки, но, поговаривают, что это остатки детской спортивной площадки и дороги многим местным, как память. Действительно, кто в детстве не катался на ржавых качелях и не висел часами на странной металлической конструкции, напоминающей скелет доисторического животного? В конце концов, детство не виновато, что его земляничные поляны не щадит ржавчина и вытаптывает бессердечный грузовик.
Картина, на которую так любит смотреть Леонид, была бы незавершенной без четырех чугунных контейнеров, являющих собой подобие сплоченной скульптурной группы в духе американского модерна семидесятых. Эти бачки по ночам заменяют местным колумбам искусственное освещение. Маяк этот существенно обоняем и служит залившим глаза местным мореплавателям для счастливого прибытия в порт. Легко представить, как сердце заблудшего при приближении к нему говорит: «Вот ты и дома!». И ноги устремляются к родимому подъезду, чтобы скорее пнуть обшарпанную дверь квартиры и упасть на кухне в объятья заждавшихся было красных тараканов.
Тут читатель может в сердцах плюнуть и сказать: «Какая антиэстетика, и автор, похоже, упивается, этой картиной!» Возможно, он будет прав. Но мы с вами не можем рассуждать о красоте или недостатках чужого заоконного пейзажа. Тот, кто смотрит, тому и судить.
Иногда картина, вдохновляющая Мирова, оживает. Это связано с появлением местных обитателей, суетливей и хозяйственней которых, казалось бы, нет ни в одном другом районе города. Может тогда, наконец, в сердце наблюдателя проникнет умильная симпатия, когда на сцену вдруг выплывет бабушка с утюгом за пазухой и засеменит к базарчику, чтобы посвежевшей вернуться обратно, но уже не с утюгом, а с поллитровкой, семафоря губастым товаркам, свисающим с балконов: «Девочки, живем!».
Как не сжаться в комочек от захлестнувшей вдруг нежности, когда на каменистую плантацию перед окнами первого этажа, занимающую четыре метра бесполезной площади, выбежит вдруг юркая старушоночка с детской лопаткой и, невзирая на насмешки соседей, начнет мотыжить бесплодный мусор, дабы воткнуть туда две обмякшие луковицы?
Силой нальются мышцы, и надежда
