редко читаю вслух то, что причисляю к опытам. А эти, как песни, они на публику. Зачем будоражить умы? – улыбался Леонид.
– А в литгостиной будут опытные стихи? – полюбопытствовала Ольга.
– Там наверняка, – кивнул Миров. – В литгостиной я буду представлять себя не просто как профессионального версификатора, а как поэта-примитивиста. Если честно, я как Велимир, которого Владимир Владимирович называл «поэтом для поэтов». Кто не знаком с тонкостями поиска новых форм, тот меня не поймет. А про армейского почтальона, это так, попса.
– Зачем же ты нам попсу читаешь? – возмутилась Изида. – Давай настоящее.
– Пожалуйста, – развел руками Миров.
Лавируя в слаломе славы, от слова
до слова, главу, как солому сломя,
я след видел слева от умысла злого,
а справа свод правил совали, сопя.
Ничтоже сумняшеся, в штольне воняя,
по венам, как веником взвинченный, бил,
валил на безвольность, всё Ваньку валяя
и вол будто взмыленный, взбрыкивал ил…
– Как это тебя угораздило такое написать? – спросила Изида задумчиво.
– А, по-моему, в этом что-то есть, – возразила Оля, – хотя я ничего не поняла.
– Ну, что тут понимать? – хорохорилась Изида. – Герой стихотворения, этакий безумный малый, который не знает, куда ему деваться, к славе или на эшафот, что впрочем, одно и то же, подвизается шахтером и колется в вену, а потом бунтует против тех, кто обвиняет его в лени…
– Да, примерно, так, – засмеялся Леонид.
Ему вдруг полегчало. Когда Ольга поставила чайник вторично, а Изида достала последнюю коробку с шоколадом, когда за окном медленно сгустилась синяя тьма, на Мирова волной нахлынула редкое в последнее время ощущение уюта и легкой нереальности происходящего.
Ему вдруг чудилось, что его нет в комнате, а Ольгу с Изидой он видит впервые, потом он возвращался в кухню и поддерживал разговор, и тогда девушки казались ему уже сто лет знакомыми.
Провожать Мирова до остановки вызвалась Оля, а Изида осталась мыть посуду.
Они шли молча, но это молчание не было тяжелым. Ветер, казалось, за время пребывания Мирова в издательстве «Изида», угомонился, и было не так холодно, как днем.
– Честно говоря, твои стихи мне нравятся больше, – сказала Оля, – чем те, которые мне приходится ежедневно перепечатывать. Знаешь, как тяжело было сто двадцать раз перепечатывать «Бронепоезд любви», ужас! Мне кажется, теперь у меня навсегда в памяти останутся эти стихи Изиды. Впрочем, нет. Ведь позабыла же я ее прошлые книги.
– А как они назывались? – улыбнулся Миров.
– Постой, сейчас вспомню, – остановилась Ольга, – погоди-ка… Смотри-ка, забыла!
Этот факт очень обрадовал девушку. Действительно, вечно помнить про какие-то мортиры секса было бы ужасно. С этим Леонид был согласен.
– Скорее бы четверг, – тем временем вздыхала Ольга.
