p>1
Решил начать новую жизнь, и не с понедельника, как раньше, а прямо в субботу, и не с чего-нибудь, а с того, чтобы просто выполнить давнее обещание, потому что откладывать уже было просто некуда, просто даже уже опасно для собственного миропонимания с самоопределением, без которых, как известно, человеку эректусу[1] в нашем горбатом мире просто никуда. Вот как вышло, что поутру, принарядившись, мы с сыном взялись за руки и отправились в цирк на тогда еще улицу Подбельского ко всегда у нас Новому Рынку.
Моросил наш декабрьский дождик, и продолжатель фамилии пяти с половиной лет от роду обеспокоился, где сейчас цирковые звери, не мокро ли им, не застудятся ль.
На афише значилось просто:
Я прочел вслух, чтобы убедиться, то ли я читаю, а сын спросил:
– А разве тигры баранов не слопают?
– Признаться, Саня, баранов мне в цирке видеть еще не приходилось. Нет, честно. Не слыхал, что их дрессируют. Ведь бараны ж!!!
– Ну, да, – сказал Саня. – Ну, точно.
– Но раз так, – сказал я, – поглядим. Это наверное горные свирепые звери весом как два меня.
– А два тебя это как?
– Это вот так, смотри, килограмм так двести.
– Ого-го!
– Они, Санька, с утесов сигают вниз головой на собственные рога, и им хоть бы хны, представляешь?
– А ты их охотил?
– Я про них смотрел телевизор. Бьются они, Саня, друг с другом по нескольку дней кряду.
– Что такое «кряду»?
– Без перерыва. И никто не отступает.
– А зачем они бьются?
– За место вождя. За прекрасную овечку.
– А как они бьются? Вот так?
– Да. И вот так тоже. А еще вот так. И вот так.
Сын засмеялся: – Щекотно!
– Так что, думаю, они смогут за себя постоять. Вряд ли такие бараны станут легкой добычей для измочаленных в цирке тигров.
На вопрос об «измочаленных» ответом было «уставших, дальше некуда».
– А почему они устали?
– Потому что только ты не устаешь задавать вопросы. Все остальные имеют обыкновение, потрудившись, взять да устать.
– А тигры они как потрудились?
– А вот так. И вот так.
– Щекотно! Нет, ну, а правда?
Тогда я пустился в пространные рассуждения о том, что, будь ты хоть зверем, хоть человеком, хоть преклонных годов, хоть молод, а все равно, коль неймется тебе достичь хотя б маломальского пускай мастерства под солнцем (или под куполом), так придется, Санёк, все ж сперва, хошь, не хошь, а повкалывать тебе до седьмого пота. Вот. Надо полагать, что сынишка, вроде, и я заодно с ним, приняли к сведению эту проповедь, ибо вздохнули с «э-хе-хей» и наконец притихли оба; и, миновав, не без опаски, словно Сциллу с Харибдой, нафталинных, с пафосом во взорах, капельдинерш, ступили вдумчиво с правой ноги под долгожданные своды, где вникли с благоговением в дурманную атмосферу сего обиталища иных реалий.
Ароматы опилок, зверей и людей, отголоски страхов и восторгов, рисков и состязаний, крахов, фуроров, дружб, интриг и надежд, измен и любовей, полётов под куполом и падений всмятку, эх, вскружили мне голову и отволокли во мгновенном вихре назад на треть с лихвой века, когда и меня сюда тоже, вот так взяв за руку, привели под какой-то новенький с ёлочки-иголочки Новый год. Я забыл, а теперь вспомнил, что тут витает дух полнокровной жизни, дух неподдельной игры в самоё себя, и сквозь всё, сквозь это, проступает к тебе отовсюду, непонятно как, – вопреки твоим мнениям или ж в угоду им, – зазывное предвкушение мистерии, без которой вдруг почему-то больше не обойтись. И хотя сегодня черед был уже не мой, а следующего, однако ж и я за компанию внятно испытал в себе дерзкую, в ожидании чуда, искристую невесомость, подстать той, из детства, когда бытие сладко манило окунуться в него с головой безо всяких оговорок, и многое, очень многое еще можно было решить совсем по-иному.
Что ж, убыванию во мне гравитации не стал я препон чинить.
И, признаться, собой удивлен был.
Потому как шанс упустить равновесие и вдруг взять да шлепнуться, этот резвый шанс порхал тут повсюду, но по странности, говорю вам, многолетняя привычка контролировать ситуацию отошла от меня на цыпочках в сторонку и уступила место оголтелой жажде новогодних подарков. Вот вам
Homo erectus – (лат.) человек прямоходящий.
