как в воду смотрела… и предупреждала её, и именно сегодня.
Шеф еще чуть-чуть подогрел голос, и стал он теплым-теплым и мягким, бархатным. Аршакович чокнулся с ней, отпил немного этого божественного напитка, взял ее бокал, пригубил вино оттуда, где пила она, поставил оба бокала на низкий журнальный столик. Потом взял из коробки конфету, положил в рот Вере, посмотрел прямо в её глаза обволакивающим, проникающим взглядом – и тут же впился в ее губы долгим и сладким, тягучим, как ириска «Золотой ключик», и обжигающим поцелуем.
– Сладко как, правда, Вероня… и ты сладкая… Отдай мне твою сладкую конфетку, – простонал Аршакович, содрогаясь в неудержимо приближающихся конвульсиях страсти, и всосал ее в себя.
«Избитый прием опытного сладкого ловеласа – но ведь работает… хотя и попахивает цинизмом», пришла в голову Вере последняя здравая мысль.
А затем шеф Аршакович решительно снял рубашку, стремительно опрокинул ее на диван, не отрываясь от ее губ и жадно шаря по ее телу умелыми горячими руками, моментально и как-то незаметно, ловко – она даже сама и не заметила как – снял с нее кофточку, расстегнул юбку.
«Да, вот и в этом он преуспел… мастер соблазнять… и ведь так же точно, наверное, он начинал и с Анечкой, – вдруг подумалось Вере. – И, может быть, даже здесь, прямо на этом самом диване… и, наверное, с другими тоже… вот хоть с той же Машкой, к примеру, – то-то она с таким вдохновением про Анечку мне пела… Как пóшло, однако… А теперь вот и моя очередь подошла, благо, я под его началом не так давно… не успел еще… Ох, не надо бы, не надо…»
«Нет… Не надо, не надо, не сейчас…» – эти обычные, как всегда в подобных случаях, женские слова закипали, пенились на губах. Но она уже не могла, да и не хотела сопротивляться. И почему бы и не ответить на его порыв? Хотя и дешевый это прием, по правде говоря. Но, видно, мало это понимать разумом… Где найти противоядие?
«Да, да! Он же тебе давно нравился, как мужчина… а если честно, ты ведь сама хотела этого… А почему бы и нет? Ведь никто же не узнает, ведь одновá живем, и он уж точно болтать не станет, не в его это интересах…»
«Не надо бы», – шептал ей почти сломленный внутренний голос.
– Молчи, молчи, Веронечка, не думай ни о чем, не говори ничего… ты же ведь и сама давно уже хотела этого… Шеф внезапно охрипшим голосом дословно повторил слова, подсказанные ей внутренним голосом, запечатывая ей рот проникающим бесконечным поцелуем и нахально ощупывая ее сальными глазами. И произносил он тоже сальности. Потом прокашлялся, прочищая голос. – А давай с тобой потеряем голову… вот так… ну же! прямо сейчас… да… соединимся в одно… сольемся, вот так! Ты теперь вся моя…
Как это он угадал её мысли, успела подумать Вера. И – потеряла голову. Сразу. Совсем. Напрочь.
Резкий пронизывающий запах опасности – у-ух, какой колючий! – и острый – мокрый, жгучий, животный, кисловато-мускусный – желания ударил ей в нос, постепенно завладевая ею, окутывая тяжелым
