нес водку с собой – два пол-литра.
– Сейчас звонить в милицию или подождать? – спросила сама себя Симочкина. – Хоть бы дежурство кончилось!
У нее дежурство все-таки кончится рано или поздно, а Варвара? Куда деваться ей? Пойти в новый особняк и сидеть там с жалкой улыбкой в ожидании Веры Николаевны Вересовой – Володькиной законной супруги? Нет, не дождетесь!
– Может быть, этот самый буржуй недорезанный перейдет в общую? – спросила Варвара.
– А бумага товарища Лосого?
– Наплевала я на все бумаги. Где это сказано, что буржуй – человек, а я пошла вон? Нет такого закона.
– Так он же не только буржуй, – заметила Симочкина. – Он же ж еще профессор.
– Профессор кислых щей! Пойду уговорю, а нет – вы меня в общую пристроите, к девушкам, в девятнадцатую…
И она пошла к лестнице. Навстречу ей со второго этажа неслось пение:
И внезапно искра пробежала…
– Войдите! – сказали за дверью, когда она постучала.
Гебейзен – она слышала эту фамилию от Евгения. «Твой сумасшедший Устименко волочит с собой еще какого-то австрияка! – сказал Женька нынче утром. – Представляешь? Мне в Унчанске со всеми моими делами не хватает только иностранного специалиста, которому требуется какао и омлет с беконом!»
Но иностранный специалист оказался не из тех, которых опасался Евгений. Гебейзен, ссутулившись и покрыв ноги одеялом, сидел на той кровати, на которой обычно спала Варвара, – возле окна, а перед ним на тумбочке стояла солдатская алюминиевая кружка, из которой он пил жидкий чай, закусывая соевой конфеткой. На лице у австрияка было виновато-непонимающее выражение, и все то время, покуда Варвара втолковывала ему свою просьбу, он кивал и соглашался.
– Вам все ясно? – спросила она.
– Да. Ошень! – сказал он вежливо. – Я хорошо понимаю по-русскому.
Он был в нижней, аккуратно залатанной рубашке и в накинутом на костлявые плечи старом кителе – почему-то морском.
«Володькин китель, – подумала Варвара. – И старик этот Володькин. Он его сюда пристроил, а я гоню! И почему гоню? Потому что он не сопротивляется?»
– Может быть, вы немного садитесь? – спросил Гебейзен. – Шуть-шуть садитесь – пока я собирайсь?
Что-то в нем было и гордое, и покорное, и вежливое, и стальное и в его старых глазах, полуприкрытых темными веками, и в повороте головы, и в тонких, иронически улыбающихся губах, и даже в голосе – сиповатом и вместе с тем жестком, словно бы он долго командовал и только недавно умерил себя и сократил в себе и силу и властность.
– Вы тут в командировке? – спросила Варвара.
– Немного, – ответил он, вынимая из тумбочки свои вещи – вещи нищего. – Не знаю, как сказать? Длинное времья нет жизни в спокойности. Есть командировка. Так.
– Вы – доктор?
– Так. Arzt der Toten. Доктор мертвых.
– Патологоанатом?
– Так.
– Военнопленный?
– Нет, не так.
