птицу, на огромную, когда-то сильную, бесстрашную птицу. «Ловчий сокол» – вспомнилось ей читанное, «воззривший сокол» – так писалось в давние времена о беркуте, увидевшем волка в степи. «Как, должно быть, он ненавидит!» – подумала она.
– Вы знаете, что был на Морцинплац в Вена? – спросил он.
– Нет.
– На Морцинплац в Вена был «Метрополь». В ней был гестапо. В гестапо был группа «Бетман». Группа «Бетман» повез я…
– Повезли вас?
– Так. Меня. И мой науку к себе работать на них. Вы слышаль их наук?
– Да, – кивнула Варвара, – весь мир слышал.
– Еще не все. Еще совсем мало. Еще будет много ошень смешных штуки. Как это сказать – сильный смех?
– Хохот?
– Да. Они там хохот. Но меня не убиль, я нужный. Меня медленно убиваль много годы. И я умираль. Но это все так, unter anderen. Я живой, но вакуум. Разве можно выходить из лагерь и делать лицо, что ничего не был? Палач – не был? Газовка – не был? Тодбух – книга мертвых – не был? Метигаль – мазь из человеческий жир – не был? Селекции – не был? Красный крест на крыше крематорий – не был? Нет, невозможно. Ende! Навсегда осталось пейзаж – лагерь, один только пейзаж. И один звон, как быль там. И один мысль, как быль там. И никакой наук!
– Вздор! – воскликнула Варвара, сама не веря себе. – Ерунда! Если вы ученый, то вы им и будете. Вы не смеете складывать лапки. Даже для того, чтобы со всем этим покончить, вы должны остаться ученым. Вы должны собрать волю…
– Они убивайт волю, – сказал Гебейзен. – Они отрубайт волю. Ампутация воли. Ампутация силы. Ампутация! Так! Я говорил мой друг доктор Устименко это все, но он, как вы, не верит!
– И правильно! – согласилась Варвара. – Правильно!
Она знала, что он назовет Устименку. Может быть, она даже ждала этого. Но тут она вдруг растерялась, и Гебейзен увидел по ее глазам, что она словно бы перестала слушать.
– Я ошень болтун, – сказал он, – говорильник, так? Говорильщик?
– А откуда вы знаете доктора Устименку?
Австрияк уже сложил свой багаж нищего в старую гимнастерку и теперь аккуратно и ловко перетягивал пакет бечевкой.
По его словам, вышло, что после многих странствий он попал к доктору Богословскому, который читал его давние работы по гистологии. Они вспомнили «Аэроплан». Богословский известил генерал-доктора в Вене. Генерал-доктор приехал в русский госпиталь, где лечили Гебейзена, и сказал ему, что он его ученик. Генерал, кажется, Анухин.
– Ахутин? – спросила Варя.
– Ошень красивый, – сказал Гебейзен. – Лицо из миниатюр восемнадцатый век. Писаль мне свой книг, классический книг военно-полевой хирургии. Этот книг у доктор Устименко.
– А что, этот Устименко здорово знаменитый? – спросила Варвара.
Он быстро на нее взглянул.
– Не знаю, – с улыбкой сказал австрияк, – не знаю. Но он есть… как это говорится… удивление…
– Может, вы сядете, – опять перебила его Варвара. – И вообще не обязательно
