Андрик. Племянник Кондрата был уверен: никому из окружения Гальтского не удастся избежать беды. Все мечты, все стремления превратятся в пустоту, цели окажутся недостижимыми, потеряется смысл, счастье станет невозможным. Приняв фамилию, Гальтский обрек себя, и тех, кто рядом на безуспешную войну с проклятием. Андрик говорил: «Мы лишились права, данного нам от рождения – быть собой».
Парнишка так увлекся предметом заклятий и проклятий, что заставил поверить в них своего дядю. Настроение взрослого серьезного человека передалось и другим членам тесного сообщества. Только Аделаиде еще удавалось придерживаться границ здравого смысла, но и она постепенно сдавалась перед натиском обстоятельств. Атмосфера, царившая в доме после гибели Рубцова, действовала угнетающе, отягощая душу и омрачая мысли.
Нечаянное упоминание о книге заставило всех вздрогнуть и испуганно оглянуться на скрипнувшую дверь, словно оттуда вот-вот должен был появиться грозный призрак дьяка Лютого. Барон замер. Ледяные змейки ужаса скользнули по волосам, обвились вокруг шеи, мешая дышать. Аделаида Денисовна первая пришла в себя:
– Сквозняк, – сказала она. – К сожалению, я не застала начало событий и не могу похвастаться столь долгим знакомством с Романом Владимировичем, как Кондрат Иванович и Лариса Макарьевна, однако…
– Конечно, – скривив губы, прервала Аделаиду Лариса Макарьевна. Она смотрела на невесту барона с презрительным прищуром, словно спрашивая, что барон нашел привлекательного в тридцатитрехлетней, мужиковатой особе? Неужели мужчин привлекают двухметровые женщины из бывших или неудавшихся баскетболисток? Неужели можно считать красивой эту ужасную стрижку, делающую голову похожей на раздувшегося от ярости ежа? Или, возможно, мужчинам нравятся металлические голоса завучей сельских школ?
– Однако, и впрямь, кажется, прохладно. – Аделаида перехватила взгляд Ларисы и отвела глаза. Она старалась избежать скандала, ей хватало эмоций без истерик Ларисы.
Кондрат плотнее закрыл форточку и прикоснулся ладонью к округлому боку голландки.
– Чуть теплая, – уныло произнес он.
Роман Владимирович смотрел остекленевшими глазами в угол, где лежали три полена, приготовленные на завтрашний день, и почерневшая от сажи кочерга.
– Может быть, хоть одно поленце? – хныкающим голосом попросила Лариса Макарьевна.
– А, может быть, и не одно, – неожиданно для всех поддержал Ларису Кондрат.
– А, может быть, и не только поленца, – задумчиво сказала Аделаида.
– Вы с ума сошли? Опять старая песня? Сколько можно говорить об одном? – Роман Владимирович в ужасе схватился за щеку, точно у него внезапно разболелся зуб. – Вы предлагаете сжечь книгу? Вы с ума сошли! Это же подарок друга…
– Хорош друг! – взвизгнула Лариса Макарьевна. – Подарил такую жуть. Все эти годы он спокойно
