прежде не было. Туда! Не заросла дорожка. Выносить будут, значит, из дома, из той самой квартиры на третьем этаже. Откуда же еще? Поставят на табуретки у подъезда. Торжественных речей, пальбы и музыки, конечно, не будет, не заслужили. Соберутся соседи, однокурсники, сослуживцы, многих увидишь, кого не встречал по сто лет. Похороны тем еще хороши, что заодно встретишься и с живыми, с кем-то в последний, может быть, раз. На следующей сходке не будет и этих. А, может, следующая-то у вашего, Вадим Сергеевич, подъезда? Кто знает…
Все ближе памятный дом, и идти не хочется, ноги вязнут. Или уж не показываться? Представил зареванную Раису, к нему она и никогда по-доброму не относилась, не очень-то привечала. И придется выдавливать из себя какие-то принятые слова, не скажешь же просто, что в груди жмет. И что Павел тем-то и был ему дорог, что не обабился и не створожился в том семейном раю, в который она его стремилась с головой утянуть. А впрочем, вздор! Придет, цветы положит, поцелует в щеки кого надо – и назад. На поминки не оставаться. Жизнь прошла, все своим чередом, ничего не исправишь. Но почтить надо…
Вадим Сергеевич решительно зашагал к показавшейся за деревьями девятиэтажке. И тут увидел, как из подъезда вышел и двинулся навстречу человек в темной куртке, с красным комком на груди. Что-то в мужчине насторожило Вадима Сергеевича, встревожило, да настолько, что он остановился и, кажется, даже качнулся назад. С завернутыми в целлофан гвоздиками по тротуару шел сам Анисимов. И тоже в упор смотрел на него. Такой же худой, высокий, прямые волосы подстрижены казацкой скобкой, усы те же, только сильно полинявшие. И лицо костлявое, пепельное, с синевой под глазами. Он, он, конечно, он – ну, не падать же в обморок посреди улицы!
А Павлик остановился, протянул руку.
– Ты куда это, Долгов, с цветами? Уж не на свидание ли? – спросил с обычной усмешечкой.
– Так ведь и ты чего-то с букетом, – отвечал Вадим Сергеевич, оторопело на него глядя.
– Я-то на похороны… к Анисимову.
– Ка… какому Анисимову?
– Виктор Тихонович умер, доцент наш из института, должен ты его помнить. Да точно, ты его еще к своей Нинке как-то приревновал в компании. Однофамилец мой…
Тут Павел смолкает и внимательно, цепко так смотрит на цветы в руках Вадима Сергеевича. Лицо его хмурится, глаза краснеют, усы начинают подрагивать.
– Бог мой, да ты не ко мне ли с букетом?!
– К тебе, точно, – говорит Вадим Сергеевич. – Только не обижайся, без шуток. Вчера позвонили мне, не знаю кто, не представился, говорит «умер Анисимов».
– И ты на меня подумал?
– А на кого же еще? Зачем нужно было о Викторе Тихоновиче сообщать, нужен он мне!
– Здорово! – захохотал вдруг Павел, так, что слезы посыпались. – Попрощаться, значит, пришел, с цветами, честь по чести! Уважил,
