style="font-size:15px;"> – Вино. Французское.
– Вино есть. Всякое, а этого нет…
– Всякое я не пью, – поставил точку Макаров и отвернулся к окну, празднуя в душе победу, но виду не подавая.
Официант стоял перед ним, склонившись, растерянный и виноватый.
Макаров перевел на него взгляд и попросил снисходительно:
– Тогда принесите мне рюмку коньяка.
– Французского?
– Нет, нашего. Вино я пью самое дорогое, а коньяк самый дешевый.
– Самый дешевый – три тысячи сто грамм, – сказал вдруг официант, может быть что-то заподозрив.
«Как был ты хамом, так хамом и остался», – подумал Макаров раздраженно, сунул руку в карман брюк, вытащил пригоршню скомканных мелких денег и бросил на стол.
– Я не в этом смысле, – испугался официант.
– Считайте, считайте, – успокоил Макаров. – Я могу уйти неожиданно.
Официант склонился над столом, считая и складывая мелкие купюры, какие успел собрать для него Васька в своем «коллективе».
– Откуда они у вас? – дружелюбно поинтересовался официант, набрав наконец три тысячи.
– Из тюрьмы, дорогой, из тюрьмы! – ответил Макаров.
Наверное, он сказал это слишком громко, потому что сразу несколько человек за сдвинутыми столами повернулись в его сторону и внимательно на него посмотрели.
Коньяк появился через минуту. Глядя в согнутую в пояснице спину официанта, Макаров попробовал представить, что было бы, если бы устрицы и «Шабли», которые он пробовал во Франции, когда был там давно в составе культурной делегации области, здесь все же оказались? И дело даже не в том, что ни то ни другое ему тогда не понравилось, а в том, сколько это могло здесь стоить, если за рюмку паршивого коньяка взяли три тысячи? И как бы он потом выкручивался со своими семью тысячами, которые удалось собрать Ваське?
На сцену вышел розовощекий конферансье, дежурно пошутил на тему погоды и самочувствия и объявил первый номер шоу-программы – танцевальную группу «Русский привет».
– Марго давай! – пьяно крикнул кто-то из зала, и конферансье почему-то стушевался, попятился и скрылся за занавесом сцены.
«А что, если ее сегодня не будет? – спросил себя Макаров и тут же себе ответил: – Значит, приду сюда завтра».
На сцену выбежали девушки в кокошниках и мини-сарафанах и закружились в быстром танце, вздымая подолы и показывая трусики с орнаментом а‑ля рюс.
Макаров отпил глоток коньяка и вдруг почувствовал, что за ним наблюдают. Он осторожно посмотрел по сторонам, но, похоже, сидящие за сдвинутыми столами о нем забыли, и официанты, стоящие в разных местах стола, на него не смотрели. Ну а пляшущие на сцене – подавно. Однако за ним продолжал кто-то наблюдать – удивленно и пристально, за что Макаров мог
