ж, ради детей она снова уступит, и пусть маркиз опять добивается своего.
Глава вторая
– Могу я войти? – раздался тихий, дрожащий голосок возле двери.
Повернув голову, маркиз увидел заглядывающую в комнату Гермиону.
– Да, заходи, – ответил он.
– Ровена будет сердиться, если застанет меня здесь, но я хотела показать вам свое новое платье.
Несколько дней назад состояние маркиза неожиданно ухудшилось, и приехавший из Лондона сэр Джордж прописал ему абсолютный покой.
– Всего-навсего лихорадка, – сказал он доктору Уинсфорду. – И этого следовало ожидать. Уверен, что маркиз скоро поправится. Покой и тишина быстро поставят его на ноги.
Маркиз, однако, чувствовал себя очень плохо. Вернулись мучительные головные боли, и молодой человек радовался, когда лекарства давали ему возможность погрузиться в глубокий сон, хоть ненадолго избавляя от страданий.
Бодрствуя, маркиз отмечал про себя, что Ровена снова стала той мягкой и заботливой девушкой, которой была, когда он впервые пришел в сознание после несчастного случая.
Маркиз ловил себя на том, что прислушивается к нежному голоску Ровены и ждет, когда затылка его коснется мягкая ладонь девушки, приподнимающей голову, чтобы он мог попить.
Но сейчас маркизу снова было лучше, и он приветливо улыбался Гермионе, которая вертелась около кровати, гордо демонстрируя новое муслиновое платье.
Платье было из самого дешевого материала – это не укрылось от наметанного глаза маркиза, знавшего толк в нарядах. Но ярко-синий цвет ткани прекрасно подходил под цвет глаз Гермионы, являясь одновременно превосходным фоном для ее чистой светлой кожи.
Уже не в первый раз маркиз подумал о том, что, если обеспечить Гермионе приличный гардероб и вывезти ее в свет, через год она произвела бы в высшем обществе настоящий фурор.
Но он понимал, что должен выкинуть подобные мысли из головы и не внушать девочке несбыточных надежд, чтобы потом она не испытала горького разочарования.
Маркиз испытывал сожаление при мысли о том, что красавицы-дочери доктора Уинсфорда навсегда останутся погребены в этой убогой деревушке, где никто не увидит и не оценит их прекрасной внешности и природной грации.
Ровена и Лотти обладали классической красотой, внешность же Гермионы опровергала все принятые каноны в оценке женских прелестей, но оставляла неизгладимое впечатление.
Белокурые волосы Ровены были светлыми, почти серебристыми, в то время как косы Гермионы – золотыми.
Глаза Ровены и Лотти казались голубыми, как яйца дрозда, а глаза Гермионы – синими, как васильки, и такими яркими, что, заглянув в них, трудно было уже отвести взгляд.
«И как мог обыкновенный сельский врач произвести на свет такие необыкновенные создания?» – Маркиз часто задавался этим вопросом.
– Вам нравится? –
