степень фрагментации общества в результате предшествующего периода экономической динамики в гораздо большей мере, чем степень радикальности программ, предопределила различие в судьбе лидеров революции Мэйдзи и вождей первого этапа Великой французской революции.
В настоящее время доказано, что Япония перед революцией Мэйдзи не находилась в состоянии полного застоя, как полагали ранее. Годовые темпы роста ВВП на душу населения в 1830–1860 гг. составляли 0,10-0,15 % (Мельянцев, 1996. С. 245). В стране развивалась торговля, шли процессы протоиндустриализации (Hanley and Yamamura, 1977). Проблемы, с которыми столкнулся сёгунат Токугавы к середине XIX в., также схожи с другими известными предреволюционными ситуациями. «Иностранцы добивались доступа к японской торговле. Внутри страны финансовая ситуация была ненадежна, традиционная система статусов и рангов по богатству и доступу к власти пришла в расстройство, все чаще происходили народные волнения» (Goldstone, 1991. Р. 411).
Тем не менее, можно предположить, что дестабилизирующее воздействие на традиционные структуры здесь было слабее, чем в других странах при «старом режиме». В подтверждение этой гипотезы можно привести по меньшей мере три фактора. Во-первых, хотя экономический рост в Японии не прекращался, его темпы были существенно ниже, чем во Франции второй половины XVIII в. (где они составляли более 0,6 %)[44] и даже в Англии XVII в. (0,20-0,23 %) (Мельянцев, 1996. С. 93). Во-вторых, достигнутый ко второй половине XIX в. уровень экономического развития Японии был существенно ниже, чем во Франции конца XVIII в. и в Англии середины XVII в. По уровню ВВП на душу населения Япония отставала от этих стран в указанные периоды примерно на треть (см.: глава 2, табл. 2.2). В-третьих, закрытость от внешнего мира, проводившаяся в Японии политика изоляционизма элиминировали воздействие нестабильности мирового рынка на внутреннюю ситуацию в стране.
Меньшая зрелость предреволюционных противоречий подтверждается еще и тем, что при всей слабости господствующего режима, его внутренний кризис оказался недостаточно глубок для спонтанного начала революции. Смена власти произошла лишь под воздействием внешней угрозы.
Сказанное о Японии еще более применимо к другим успешным революциям «сверху» – все они происходили в относительно слаборазвитых странах, где традиционные структуры не были всерьез расшатаны динамичным экономическим развитием. Поэтому там существовала возможность провести преобразования «сверху», не допуская активного участия народных масс в политике.
Что касается более развитых и динамично развивающихся стран (к ним относилась, например, Франция второй половины XVIII в.), то здесь экономические изменения затрагивали всю систему общественных отношений снизу доверху. Поэтому различные слои населения, отстаивая свои интересы, стремились активно включиться в процесс преобразований. В этих условиях революция «сверху» неизбежно сталкивалась с неразрешимой дилеммой. Согласие на подавление движения «снизу» означало компромисс со старым режимом,
Рассчитано по: Мельянцев, 1996. С. 248.
