Лафлер спустилась из своей комнаты в длинном черном платье, ее белоснежные волосы были собраны в безукоризненный пучок. На худой груди красовалась серебряная брошь. Мать Овидия позаботилась о своем внешнем виде.
– Да, мама, не беспокойтесь. Я готовлю чай для нашей гостьи.
– Я ничего не поняла из твоего рассказа, сын. Эта красивая особа – твоя девушка? Рановато тебе снова жениться, Овид!
– Что вы, мама! Это моя знакомая! Только знакомая. Я просто ей помогаю.
Эрмина невольно покраснела и тут же упрекнула себя за это. Она также отметила, что Овид называет свою мать на «вы», что издавна было принято в простых семьях. «Мы, Шардены, совсем другие, – сказала она себе. – В сущности, мои родители – современные люди, и мне это нравится!»
Чтобы взять себя в руки, она принялась незаметно разглядывать комнату. Паркет был из еловых досок, которые требовали ежегодной покраски. Желтая эмалированная печь сияла чистотой, но стены были безнадежно пустыми. Ни одной картины, фотографии, даже календаря. Камин на колесиках, низкий и массивный, казалось, занимал собой все пространство. Посреди комнаты стояли стол и две скамьи, также из ели. Между дверью и окном возвышался буфет с двумя зелеными занавесками по бокам.
– Овид, нужно поставить варить картошку, – продолжила Сельвини. – По такому случаю отрежешь кусочек сала, но небольшой.
– Не беспокойтесь, мадам, – возразила Эрмина. – Я не голодна. Спасибо за гостеприимство!
Сельвини покачала головой, почти неслышно прошептав: «Боже правый!»
– Вы не из наших краев, мадемуазель? – спросила она.
– Мама говорит так, потому что у вас почти нет местного акцента, – тихо сказал Эрмине Овид, протягивая ей дымящуюся чашку.
– Что ж, мадам, я выросла в Валь-Жальбере, и я замужем, – ответила Эрмина, обращаясь к женщине приветливым тоном. – У меня даже есть трое детей.
– Всего трое? – удивилась Сельвини. – Хотя вы еще молодая. У меня их было девять. Овид – самый младший. Четверо умерли в раннем возрасте. А где же ваш супруг?
Подозрительная интонация вопроса говорила о многом. Будучи честной женщиной, набожной и заботящейся о приличиях, Сельвини Лафлер давала понять, что со стороны Эрмины было неприличным разъезжать по здешним краям в обществе вдовца.
– Ее муж уехал воевать в Англию добровольцем, – объяснил Овид. – Мама, совсем необязательно устраивать нашей гостье допрос.
– Что, разве нельзя поболтать немного перед ужином, сынок? – возмутилась женщина.
Воцарилась тишина. Эрмина подавила вздох, подумав о Тошане. В последний раз она видела его в то утро, когда он в военной форме садился на корабль вместе с другими солдатами. Теперь их разделял океан.
– Пойду покормлю лошадей, – сказал Овид, надевая плащ на шерстяной подкладке.
Он бросил ободряющий взгляд на молодую женщину, которая предпочла бы пойти с ним. Но ей не
