вы тогда это повесили?
– Я повесил? Не знаю. Могу спросить Аннегрет.
– Спасибо, не нужно.
– Мы нисколько не продвинулись в разговоре.
– Да уж.
– Где вы были так долго?
– Записывал кое-что.
– Вы пишете в другой комнате?
– Только когда вы здесь. Не могу писать, когда я не один.
– Я думала, вы в туалете.
– Я там и был.
– Откуда вы черпаете силы?
– В смысле – как человек? Как мужчина? Как пациент?
– Как художник.
– Все запасы исчерпаны.
– Ваше позднее творчество доказывает обратное.
– Позднее творчество? Я пишу хайку, потому что мне больше нечего сказать, а эти финтифлюшки доставляют мне удовольствие. Я имею в виду, что это безделицы, – поясняет он. – Смешные, никчемные стихи! Творчество мое закончилось, когда я написал «За горой». Об этом – пожалуйста, можем поговорить, но не о моем загнивающем теле и не о моей загнивающей поэзии. Оставь мне мою повседневную псевдояпонскую забаву! – Он случайно переходит на «ты».
Она пропускает это мимо ушей.
– Вы каждый день пишете по хайку?
Он кивает. Вид у него уставший. Тишина; она смотрит на часы, проходит с полминуты. Затем он говорит речитативом, как ученик у доски:
– Nulla dies sine linea. Ни дня без…
– Понятно. Сегодня вы уже что-то написали?
Он кивает.
– Сейчас… вот:
За воздух пустой
Хватаюсь я, внутри же
Пустота в кубе.
Она смотрит ему в глаза.
– Хайку из пустоты.
– Именно! – Он улыбается. – А теперь идите домой, я вас прошу.
– Но мы же только-только…
– Пожалуйста. – Он идет к двери и открывает ее.
– Вы всё рубите на корню.
Вид у него совсем изможденный.
– Да нет же. Если хотите, приходите завтра. Я попрошу Аннегрет, она обед приготовит.
Она убирает блокнот и карандаш в сумку и встает.
Он вдруг возвращается к жизни.
– Кстати, вчера я посмотрел прекрасный фильм. Может, и вы его видели…
– Нет, не видела.
Она берет куртку и выходит из дома.
Этот ни на что не похожий запах до сих пор ее преследует. Она крутит ручку, опуская оконное стекло. Когда она проходила мимо него, ей показалось, что на висках у него находятся пахучие железы с датчиками движения – кто подойдет слишком близко, того обдает запахом, будто ливнем окатывает. Она пытается разгадать этот запах, но он не дается, он рядом и в то же время ускользает от нее. Сквозняк ничего не меняет. Запах пляшет у ее носа, пристает к деснам, щекочет шею – пыльный, немного затхлый, что-то вроде запаха ржаной муки, но сильнее, гораздо сильнее.
Ей снился его рот. Он говорил, смотри, это же я! Она его не узнала. Он осклабился:
